Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926

невинность блюдя,
         не допустят близко.
А разных главных
        неуловимо
шоферы
    возят и возят мимо.
Не ухватишь —
       скользкие, —
            &# 8195;не люди, а налимы.
«Без доклада воспрещается».
            Куд а ни глянь,
«И пойдут они, солнцем палимы,
И застонут…»
       Дело дрянь!
Кто бы ни были
       сему виновниками
— сошка маленькая
         или крупный кит, —
разорвем
    сплетенную чиновниками
паутину кумовства,
         протекций,
            &# 8195; волокит.

[1926]

Любовь*

Мир
  опять
     цветами оброс,
у мира
    весенний вид.
И вновь
    встает
       нерешенный вопрос —
о женщинах
      и о любви.
Мы любим парад,
        нарядную песню.
Говорим красиво,
        выходя на митинг.
Но часто
    под этим,
         покрытый плесенью,
старенький-старенький бытик.
Поет на собранье:
        «Вперед, товарищи…
А дома,
    забыв об арии сольной,
орет на жену,
      что щи не в наваре
и что
   огурцы
      плоховато просолены.
Живет с другой —
         киоск в ширину,
бельем —
     шантанная дива.
Но тонким чулком
         попрекает жену:
— Компрометируешь
          пред коллективом. —
То лезут к любой,
        была бы с ногами.
Пять баб
    переменит
         в течение суток.
У нас, мол,
     свобода,
         а не моногамия.
Долой мещанство
        и предрассудок!
С цветка на цветок
         молодым стрекозлом
порхает,
    летает
       и мечется.
Одно ему
     в мире
        кажется злом —
это
  алиментщица.
Он рад умереть,
экономя треть,