Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927

Куда бы
    мысль твоя
         ни скакала,
этот
  все
    озирает сонно:
— Я
  человек
      другого закала.
Помню, как сейчас,
           в стихах
            у Надсо̀на^*…
Рабочий
    не любит
        строчек коротеньких.
А еще
   посредников
         кроет Асеев^*.
А знаки препинания?
         Точка —
            &# 8195; как родинка.
Вы
  стих украшаете,
           точки рассеяв.
Товарищ Маяковский,
         писали б ямбом,
двугривенный
      на строчку
           прибавил вам бы. —
Расскажет
     несколько
         средневековых легенд,
объяснение
     часа на четыре затянет,
и ко всему
     присказывает
           унылый интеллигент:
— Вас
   не понимают
         рабочие и крестьяне. —
Сникает
    автор
      от сознания вины.
А этот самый
      критик влиятельный
крестьянина
     видел
        только до войны,
при покупке
     на даче
         ножки телятины.
А рабочих
     и того менее —
случайно
     двух
       во время наводнения.
Глядели
    с моста
       на места и картины,
на разлив,
     на плывущие льдины.
Критик
   обошел умиленно
двух представителей
         из десяти миллионов.
Ничего особенного —
            рук и и груди…
Люди — как люди!
А вечером
     за чаем
        сидел и хвастал:
— Я вот
    знаю
      рабочий класс-то.
Я
 душу
   прочел
      за их молчанием —
ни упадка,
     ни отчаяния.
Кто может
     читаться
         в этаком классе?
Только Гоголь,