И вот я теперь Олег Баян, и я пользуюсь, как равноправный член общества, всеми блага́ми культуры и могу выражаться, то есть нет — выражаться я не могу, но могу разговаривать, хотя бы как древние греки: «Эльзевира Скрипкина, передайте рыбки нам». И мне может вся страна отвечать, как какие-нибудь трубадуры*:
Браво! Ура! Горько!
Красота — это мать…
Мать! Кто сказал «мать»? Прошу не выражаться при новобрачных.
Шафера оттаскивают.
Бетхове́на! Камаринского!
Тащат Баяна к роялю.
Поня́л! Все поня́л! Это значит:
Нет, мадам, настоящих кучерявых теперь, после революции, нет. Шиньон гоффре делается так… Берутся щипцы (
Вы оскорбляете мое достоинство как матери и как девушки… Пустите… Сукин сын!!!
Кто сказал «сукин сын»? Прошу не выражаться при новобрачных!
Бухгалтер разнимает, подпевая, пытаясь крутнуть ручку кассового счетчика, с которым он вертится, как с шарманкой.
Ах! Сыграйте, ах! Вальс «Тоска Макарова по Вере Холодной»*. Ах, это так шарман*, ах, это просто петит истуар*…
Кто сказал «писуар»? Прошу при новобрачных…
Баян разнимает и набрасывается на клавиши.
Ты что же это на одной черной кости играешь? Для пролетариата, значит, на половине, а для буржуазии на всех?
Что вы, что вы, гражданин? Я на белых костях в особенности стараюсь.
Значит, опять выходит, что белая кость лучше? Играй на всех!..
Да я на всех!
Значит, с белыми вместе, соглашатель?
Товарищ… Так это же… цедура*.
Кто сказал «дура»? При новобрачных. Во!!!
Парикмахер нацепливает на вилку волосы посаженной матери. Присыпкин оттесняет бухгалтера от жены.
Вы что же моей жене селедку в грудь тычете? Это же ж вам не клумба, а грудь, и это же вам не хризантема, а селедка!
А вы нас лососиной угощали? Угощали? Да? А сами орете — да?
В драке опрокидывают газовую невесту на печь, печь опрокидывается, — пламя, дым.
IV