— Среднее мясо этих стихов ужасно.
— Стихотворное наводнение выходит далеко за пределы литературных интересов, эти стихи — определенное бедствие для дела организации молодого сознания.
— Результаты: в магазинах ни одной книжки стихов не берут, обманутый читатель обходит Гиз стороной («впрочем, от моих книг в убытке не останетесь!»).
— Такое огромное количество стихов в корне деквалифицирует действительно хороших поэтов. А потому — пора поставить вопрос об отборке поэтических произведений, надо вскрыть, почему люди в такой массе пишут и как это зло искоренить?
— Неверно, что поэзия — легкое дело, которому можно обучиться в несколько уроков по книжке Шенгели* (тут основательно досталось Шенгели и его злосчастной книжке). Моя задача — не в пять уроков научить писать стихи, а отучить в один урок.
— Литература, которая должна вести рабочий класс на борьбу — труднейшее дело в мире.
— Не всякого надо считать поэтом из этих нахрапистых ребят, много печатающихся и имеющих свои книги.
— Рифма — это хорошая плеть со свинцом на конце, которая вас бьет и заставляет вздрагивать. Сняв с поэзии поповскую оболочку, увидим, что делание стиха — такая же черная работа, как и всякая иная, что вдохновение присуще всякому виду труда, что не только на рождение, но и на поиски одной рифмочки приходится тратить 1½ суток и что нормально Маяковский не может сделать в день более шести — восьми доброкачественных строк. Отцеживай рифмы!
— Я хожу по улицам и собираю всякую словесную дрянь, авось через семь лет пригодится! Эту работу по заготовке сырья надо проделывать постепенно, по принципу восьмичасового рабочего дня, а не в минуты отдыха. Дело не во вдохновении, а в организации вдохновения. Стихи в газету (срочные) писать поэтому особенно трудно: нужно быть и политически грамотным.
Доклад «Даешь изящную жизнь!», 14 января 1927*
Мне ненавистно все то, что осталось от старого, от быта заплывших жиром людей «изящной жизни». «Изящную жизнь» в старые времена поставляла буржуазная культура, ее литераторы, художники, поэты. Старые годы шли под знаком дорогостоящей моды, и все то, что было дешево и доступно, считалось дурным тоном, мещанством…
Я за канареек, я утверждаю, что канарейка и кисейные занавески — большие революционные факты <?>. Старые канарейки были съедены в 19-м году, теперь канарейка приобретается не из-за «изящной жизни», она покупается за пение, покупается населением сознательно.
Мы стали лучше жить, показался жирок, и вот снова группки делают «изящную жизнь». В нотных магазинах появились приятные, изящные романсы. Их пишут специальные поставщики…
Романс «А сердце в партию тянет»*.
Слова этого изящного произведения не уступают заголовку:
Это приспособляются те, кто привык приглядываться к плечикам, не блестят ли на них эполетики.
Поэты тоже не отстают. Они также стремятся вмешаться в жизнь.
Некий крестьянский поэт* в распространенном журнале печатает небезызвестную былину, где Владимир Ильич, изображенный богатырем, побеждая «Сашку Керенского», возвращается:
Так стараются выполнить «заказ» старые специалисты. Маяковский
— Пролетариат сам найдет то, что для него изящно и красиво.
Доклад «Лицо левой литературы», 26 января 1927*
Политически Леф разделяет платформу ВАППа. Почему же он не сливается с ним? Разница в формальном подходе к литературе. Леф ставит своей задачей максимальное внимание к форме, резкое отмежевывание от старых навыков, которыми в большой степени засорена современная литература. Даже такие поэты, как Жаров и Уткин, небрежным отношением к форме уродуют свои стихи. Леф работает над литературой, как над мастерством. Только один Леф… борется за низведение поэзии с божественного пьедестала и ставит ее в ряд других производственных процессов.
Но все же и у пролетарских поэтов Маяковский находит безукоризненные произведения, как, например, поэма М. Светлова «Гренада», несколько строк из которой Маяковский приводит.
— Пролетарская литература не дала еще своего стопроцентного лица, — продолжает Маяковский, — но она есть тот резервуар, из которого почерпнется настоящая революционная литература. Только надо работать. Не надо задирать нос. Борьба за квалификацию литературы — борьба за ее существование и за существование поэта.
Мало только писать и читать книжки. Надо говорить о трудностях писательского ремесла. Иначе расплодятся тучи поэтов бездельников и дармоедов, ничего не имеющих общего с настоящим мастерством. Какие теперь иногда попадают в печать стихи? Маяковский приводит пример стихотворения с комически безграмотной рифмой, принадлежащего перу «начинающего» шестидесятилетнего поэта из симферопольской газеты:
Настоящий поэт лучше с голоду сдохнет, если не найдет хорошей рифмы.
…Есенин, по мнению Маяковского, не был идеологом хулиганства, как теперь пытаются его изобразить некоторые критики. Он перепевал старую лирику. Цыганщина, «семиструнная гитара», звучавшая в русской поэзии еще со времен Аполлона Григорьева
