— А… ну да, конечно, — изрек мистер Мур. — И когда, вы сказали, она оставила работу у вас?..
— Я
Я услышал, как открылась дверь, и заботливый голосок произнес:
— Простите, сэр, но миссиз говорит, вам пора отдохнуть.
— Да, — заключил мистер Мур. — Спасибо вам, мистер Вандербилт, за встречу с нами. Вы были чрезвычайно любезны — и очень помогли. Вскоре снова собираетесь в Ньюпорт?
— Завтра, вообще говоря. Потому мне и нужно собраться с силами. Я прикажу, чтобы вас проводили.
— Прошу вас, сэр, — вмешался доктор, — не беспокойтесь. Мы и сами вполне найдем дорогу. И спасибо вам еще раз.
Донеслись какие-то звуки передвижения, и это послужило мне намеком: дождавшись, пока мимо по авеню пройдут люди, я что было сил ринулся к литой ограде, взобрался наверх, перелез, приземлился на тротуар и беспечно пошагал прочь, игнорируя пристальные взгляды проходившей мимо пары и стараясь выглядеть так, будто скачу через заборы миллионеров каждый божий день, а по воскресеньям — аж дважды.
Я вернулся к коляске через пару секунд после доктора с мистером Муром, которые заставили меня объяснить, где я был. В этом, конечно, имелось определенное преимущество — ведь им уже не нужно было пересказывать мне свою беседу с мистером Вандербилтом, хотя второй случай нарушения частных владений за неделю доктора, конечно, не особо порадовал. Но потрясение от услышанного ими внутри превозмогало прочие соображения.
— Ненавижу! — негодовал мистер Мур, когда мы тронулись обратно в центр. —
— А почему вы так уверены, что картина изменилась, Мур? — осведомился доктор.
— Вы же слышали, что он сказал, Крайцлер! — завопил мистер Мур в отчаянии. — Детей этой женщины «расстрелял у нее на глазах сумасшедший». Что, по-вашему, все
Доктор пожал плечами:
— Да что угодно. Может, это правда. А может, всего лишь ее фантазия.
— Крайцлер, — перебил мистер Мур, в раздражении стукнув рукой по двери коляски, — он сказал, что об этом ему сообщили друзья. Она что, разъезжает по всему
— Не по всему штату. Очевидно, это происшествие приключилось неподалеку от ее родного городка. Так что если тут и есть хоть какая-то доля правды, ваш друг из конторы окружного прокурора сможет нам об этом поведать. Вам уже удалось с ним связаться?
— Я написал ему в понедельник, — мрачно отозвался мистер Мур, впадая в настроение под стать жаркой, влажной погоде. — И отправил телеграмму во вторник. Но, полагаю, мне лучше сейчас по новой телеграфировать ему или попытаться дозвониться по телефону. Пусть обо всем узнает. — Тут он вновь вышел из себя. — И что это еще за «племянник», оставленный, по словам старика, на ее попечение?
— А вот это, — объявил доктор, — почти
— О да. — Объяснение сей подробности нисколько не воодушевило мистера Мура. — Иисусе, это все равно что пытаться уследить за махинациями трех разных людей.
— Верно, — согласился Доктор. — Слой за слоем…
Услышав эту сентенцию, мистер Мур оставил дальнейшие попытки узреть смысл в странном рассказе мистера Вандербилта и принялся курить сигареты и каждые несколько минут пинать ногой борт экипажа со словами
Дождь не унимался, пока мы ехали по центру, равно как не унималось и уличное зловоние, что было весьма дурным знаком: погода такого свойства в это время года способна была в кратчайшие сроки подкосить город. Как выяснилось, тот день и в самом деле ознаменовал начало первого действительно опасного периода лета, своего рода природного явления, называемого в газетах «полосой жары». За последующие недели средняя температура не опускалась ниже восьмидесяти; и даже ночью влажный воздух и отсутствие ветра делали сон практически невозможным. Сложившееся положение не облегчало и скорое сужение нашего расследования до нудных поисков разговорчивой женщины из тех, чьи дети находились в «Родильном доме» под присмотром сестры Хантер (работа эта заставила меня несколько ближайших дней возить детектив-сержантов и мисс Говард в зловещие части города или, хуже того, в пригороды), а также до ожидания вестей от старого приятеля мистера Мура из Боллстон-Спа. К следующему понедельнику некоторые из нас уже начали сомневаться в существовании этого человека. Мистер Мур отправил ему не одну, а две телеграммы, сообщая, чем мы занимаемся, но никакого ответа не получил. Это вовсе ничего еще не значило, так или иначе — но с учетом наших обстоятельств и погоды вело лишь к новым разочарованиям.
Прибавьте к этой смеси страх — и вот вам поистине веселенькое времечко. Последнее ощущение впервые явилось нам в виде случайных посещений района Стайвесант-парк членами Гудзонских Пыльников. Они не предпринимали никаких угрожающих действий, поскольку не были заинтересованы в неприятностях настолько далеко за пределами своей территории — но было ясно, что эти ребята желали напомнить нам о своем присутствии, и о том, что — с фараонами или без оных — нам лучше не совать нос в чужие дела. Но какими бы тревожными ни были эти визиты, они не шли ни в какое сравнение с тем, что некоторые члены нашего отряда — включая меня — видели Эль Ниньо, пигмея-филиппинца, слугу сеньора Линареса. Как и Пыльники, этот маленький человечек не предпринимал никаких попыток нападения или угроз кому-нибудь из нас — но он был там и наблюдал с ножами и стрелами наготове, не случилось ли в нашем следствии существенных сдвигов.
И при всех этих событиях детектив-сержантам нужно было продолжать расследование в Институте доктора. Они не рассказывали о своих достижениях никому из нашего отряда — на самом деле ничего не говорили вообще, за исключением одного раза, когда осведомились у Сайруса насчет персонала заведения, и еще одного случая, когда спросили меня, не замечал ли я случаем в поведении Поли Макферсона чего-то, способного объяснить его самоубийство. Я сообщил, что нет — и по их разочарованным ответным кивкам понял, что и в других местах с информацией им везло не намного больше.