Лезвие у моего горла задрожало. Дрожь, начавшаяся в пальцах, распространялась на тело Антона.
Я не двигалась, почти не дышала. Нейтрально-доброжелательное выражение лица, нейтрально- доброжелательный взор, направленный в район его губ, чтобы не пересекались линии взглядов. Еще немного — и его возбуждение спадет.
Дрожь, достигнув пика, постепенно стала затихать. Маски безумия и расчета уходили на задний план, оставляя передо мной ребенка, смертельно опасного в своем испуге.
— Это не я, — сказал Антон.
— Конечно, — ответила я.
— Ты мне не веришь.
— Верю.
— Я знаю, что нет.
— Ты не можешь этого знать.
— Пойдем.
— Куда?
— Домой, куда же еще.
— У меня есть выбор?
— Я не могу тебя отпустить. Ты и сама это понимаешь.
— Понимаю.
— Пойдем. У дороги стоит мой мотоцикл. Пожалуйста, не заставляй меня делать то, чего я не хочу.
— Буду вести себя исключительно благоразумно, — заверила я.
Несколько секунд Антон пристально всматривался в мое лицо. Выражение затравленного зверя постепенно уходило из его глаз. Прежде, чем он отвел взгляд, его губы тронуло слабое подобие улыбки.
— Обожаю копченого угря. Может, достанешь еще кусочек? — попросила я.
Громовая нога недоверчиво посмотрел на меня, подошел к холодильнику, вынул из него длинную змееподобную рыбину, нарезал ее на кусочки, аккуратно уложил на блюдо и поставил его передо мной.
— У тебя что, вообще нет нервов? Как ты можешь в такой момент уплетать за обе щеки?
— Как раз нервов у меня слишком много. Именно поэтому от стресса у меня пробуждается зверский аппетит. Нужно же восстановить затраченную нервную энергию. Если тебя смущает такая реакция, для разнообразия могу побледнеть, позеленеть или устроить истерику.
— Истерику не надо.
— Я тоже так думаю. Извини, а конфет с ликером у тебя не найдется? Тогда я буду полностью счастлива.
— Кажется, были в буфете. Сейчас достану.
— Быть твоей пленницей совсем не плохо. Если так и дальше пойдет, я не прочь остаться здесь на всю жизнь.
— На твоем месте я не стал бы этим шутить.
— Не буду, если это тебя раздражает.
Антон вынул из буфета конфеты и попытался сорвать с коробки целлофан. Ему никак не удавалось подцепить его ногтями за край. Обманчивое спокойствие неожиданно сменилось приступом бешенства. Схватив окровавленный нож, Светояров прижал коробку к столу и одним движением рассек ее пополам. Нож вспорол скатерть и оставил на столешнице глубокую царапину. Из искромсанных конфет полился ликер, розоватый как окрашенная кровью вода.
— Это Макс подослал тебя шпионить за мной?
— Шпионить? О чем ты говоришь? Как тебе такое взбрело в голову?
— Я знаю, что говорю. Что ты искала в моей комнате?
— С твоим братом я общалась всего несколько минут, а в комнату к тебе вошла уже после его смерти. Я объяснила тете Клаве, что хотела найти футболку, в которой ты был в тот вечер.
— Зачем она тебе понадобилось?
— В детектива решила поиграть. Нашла на ограде террасы перед спальней Макса кусочек синего трикотажа и захотела узнать, не из твоей ли он футболки он вырван.
— Если даже из моей, что из того?
— Я могла сделать вывод, что ты подглядывал за братом, когда он развлекался в спальне с моей подругой.
— Ты застала меня рядом с мертвой Турбиной. Врать в мелочах после этого не имеет смысла. Согласна?
— Согласна, — кивнула я.
— Возможно, я и убийца, но за Максом я не подглядывал. Моя футболка цела. Хочешь взглянуть на нее?
— Не надо. Я тебе верю.
— А я тебе нет. Ты взяла конверт с фотографиями. Зачем ты это сделала? С какой стати устроила у меня обыск?
— Бес попутал. Дурное женское любопытство. Хотела побольше узнать о тебе, вот и стала рассматривать твои книги, игрушки. Вещи могут сказать очень многое о характере человека. Конверт я обнаружила случайно, когда искала футболку.
— И какой вывод ты сделала?
— Что ты завидуешь любовным связям брата и утащил у него несколько фотографий его подружек.
— Ерунда. Это Макс всю жизнь завидовал мне.
'Чему, интересно?', — подумала я, но вслух задать этот вопрос не решилась.
— Ты опять мне не веришь.
В голосе Антона звучали истерические нотки. Пальцы судорожно сжимали рукоятку ножа.
Я медленно достала из изувеченной коробки неразрезанную конфету и положила ее в рот, используя паузу, чтобы обдумать линию поведения.
— Я полагала, что вы любили друг друга. Максим беспокоился о тебе.
— Что-что, а притворяться мы всегда умели.
— Чему завидовал Макс?
— Ладно, проехали.
С Антоном произошла очередная метаморфоза. Приступ бешенства сменился растерянностью маленького мальчика, заплутавшегося в большом и страшном лесу. Нож выпал из разжавшихся пальцев, тело обмякло. Антон тяжело опустился на стул и уронил голову на руки.
— Что мне делать?
— Для начала попробуй успокоиться. Я на твоей стороне. Просто объясни мне, что произошло, а потом мы вместе постараемся найти решение.
— Я болен? Как ты считаешь, я болен?
— Мне сказали, что у тебя небольшая задержка в развитии, но это не болезнь, а просто легкое отклонение. Ты это имеешь в виду?
— Нет, — Антон нервно потряс головой, словно отгоняя от себя какую-то навязчивую мысль. — Это все ложь. Не было у меня никакой задержки. Не было и нет. Я их всех обманул — и Макса, и родителей, и врачей. Я заставил их думать, что я умственно отсталый. Тетя Клава считает, что я 'остановился'. Возможно, она находится ближе всех к истине. Только она не знает, что 'остановился' я по своему собственному желанию, а они все купились на это, как последние идиоты. Я всех обвел вокруг пальца, понимаешь?
— Зачем? — осторожно спросила я.
