— По-моему в пословице точность называлась вежливостью королей, а не гуманность, — поправила его Лили. — А с этим типом, который на меня напал, будет всё в порядке?
— С такими, как он, вообще ничего не случается, — успокоил её Ерофеев. — Поваляется немного и очнётся. Правда, потом шишка вскочит и голова пару дней поболит.
— Так ему и надо, — мстительно сказала Лили. — Нечего было меня бросать.
— Бросать вас? — переспросил Харитон. — Вы сказали 'бросать вас'? Так вы его знали?
— Разве я сказала 'бросать вас'? — наморщила лоб Кюизо. — Я имела в виду 'бросаться на меня'.
— Хотите, чтобы мы вызвали полицию? — предложил Влад.
— Нет, только не надо никакой полиции, — отмахнулась Лили. — Я приехала сюда отдыхать, и мне совершенно не хочется, чтобы, услышав о нападении, сюда съехались репортёры со всей Европы.
— Что это было? — слабым голосом спросил вновь обретший способность дышать Пьер. — В меня словно кол вонзили.
— Это ты подрался, супермен ты наш, — ехидно ответил ему поэт. — На Рэмбо ты явно не тянешь.
— Ну зачем вы так? — сердито спросила Лили, и подойдя к Пьеру, ласково положила руки ему на плечи.
— Спасибо вам, — проникновенно сказала она. — Вы так мужественно бросились на мою защиту!
— Я готов умереть за вас, — приосанившись, сказал Пьер, припоминая слова из роли, которую он играл на дипломном спектакле двадцать лет назад. — Не потому, что вы принцесса, а потому, что вы самая прекрасная женщина на свете.
Лили томно вздохнула, и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала Большеухова в губы.
— Вы сами похожи на сказочного принца, — вернула комплимент она.
— Похоже, плакал твой сборник стихов, — подтолкнув плечом Драчинского, шепнул ему на ухо Харитон.
— А ты не обманываешь меня? Этот негодяй действительно пытался тебя изнасиловать? — с надеждой спросил Эжен Карданю.
— Ты задаёшь мне этот вопрос уже в сотый раз, — недовольно сказала графиня. — Сколько раз я должна повторять тебе одно и то же?
— Но мне показалось, что тебе нравилось то, что он делает, — настаивал Эжен. — Было незаметно, чтобы ты активно сопротивлялась!
— Когда что-то кажется — перекрестись, — сердито посоветовала Жозефина.
— Похоже, я действительно свалял дурака, — покаялся Карданю. — Ещё одну машину разбил. Это всё из-за любви.
— Я тоже люблю тебя, мой поросёночек, — заученно сказала графиня. — Думаю, что эта прогулка у озера пойдёт тебе на пользу.
— Я тоже так считаю, — согласился Эжен, — а то у меня нервы совершенно расшатались. — Мне повсюду мерещится этот психованный рокер.
— Повсюду — это где? — поинтересовалась Жозефина.
— Да вот, — ответил Карданю, указывая на лежащего под скалой в паре метров от них Предсмертного кошмара.
— Он тебе не мерещится. Он действительно тут лежит, — удивлённо вскинула брови графиня. — Похоже, он мёртвый.
— Неужели? — обрадовался Эжен. — Значит теперь он навсегда оставит меня в покое?
— Если, конечно, он не станет привидением и не начнёт преследовать тебя по ночам на своём 'Харлее-Дэвидсоне', — сказала Жозефина.
— Типун тебе на язык, — махнул на неё рукой Карданю. — Только этого мне не хватало!
Эжен крадучись приблизился к Алексу, и, присев около него на корточки, осторожно приподнял пальцем его веко. Карданю хотел лично убедиться, что его враг окончательно покинул этот бренный мир.
Зрачок Предсмертного кошмара вздрогнул и сузился, реагируя на солнечный свет. Затем, к ужасу Эжена, рокер самостоятельно открыл второй глаз.
— Поросёнок?!! — проревел окончательно очнувшийся ПК. — Это ты? Ты опять пытался убить меня?
— Нет! Это не я! Это не я!!! — завизжал Карданю, отскакивая от приподнявшегося с земли Алекса. — Я ни в чём не виноват!
Охваченный невыносимым ужасом, Эжен огромными прыжками помчался обратно к гостинице.
— Это действительно не он, — подтвердила графиня. — Ты вообще-то помнишь, что произошло?
— Очень смутно, — прикоснувшись к набухающей на затылке шишке, ответил Предсмертный кошмар.
Ксавье Ледрю поцеловал фотокамеру и порывисто прижал её к груди. От радости он готов был пуститься в пляс, и, несомненно, сделал бы это, если бы не боялся выдать тем самым своё убежище. И, хотя с одной стороны, фотографии были сделаны, и потребность в маскировке отпала, с другой стороны давала себя знать воинская дисциплина, привитая Ксавье в иностранном легионе.
Ледрю достал из кармана обшитую 'лохматым' камуфляжем фляжку и залпом отпил из неё несколько глотков столь полезного для зрения морковного сока. Затем он задумался.
Не вызывало сомнений, что материал, записанныё на дискетах его цифровой камеры, был просто убойным, и если он прямо сейчас доберётся до телефона, подключит к нему свой 'ноутбук', и по электронной почте отправит фотографии своему агенту, тот, несомненно, продаст их журналу 'Горячие новости' как минимум, за восемьдесят тысяч франков.
Если вычесть налоги и проценты, которые заберёт себе агент, чистыми он получит около сорока тысяч франков. Ещё вчера он даже мечтать не мог о таком гонораре, но теперь, засняв сцену нападения на Стефанию, Ксавье задумался о том, что при желании он сможет получить гораздо больше. Он станет богатым и знаменитым, и тогда никто не посмеет повторить то, что когда-то бросил ему в лицо лейтенант Дромадер.
Ксавье Ледрю, когда-то лучший снайпер Французского Иностранного Легиона обладал всеми качествами идеального солдата — силой, выносливостью, умом, дисциплинированностью, психологической устойчивостью, — всеми, за исключением, как с опозданием выяснилось, одного. Солдат Ледрю испытывал непреодолимое внутреннее отвращение к убийству.
Ксавье и сам об этом не подозревал, показывая выдающиеся успехи на тренировочных стрельбах и учениях. Он был полностью убеждён в том, что представляет собой совершенную 'машину для убийства', до того момента, как его в составе диверсионной группы забросили в отдалённую часть африканского континента с вполне конкретным заданием — поддержать каких-то хороших негров и уничтожить негров плохих.
Тщательно замаскировавшись под пенёк баобаба в центре африканской саванны, Ледрю с удовольствием поймал в перекрестье прицела выпуклый чёрный лоб 'плохого' негра и положил палец на спусковой крючок. Тут-то и случилось непоправимое. Палец на курке задрожал, сердце Ксавье бешенно забилось, а тело покрылось холодной испариной. Совершенная 'машина для убийства' попыталась сосредоточиться, дрожащей рукой вновь наводя прицел на голову 'плохого' негра, и в этот момент Ледрю с ужасом понял, что он просто не способен отнять чужую жизнь, даже если его за это расстреляют.
То, что произошло дальше, лучше было не вспоминать. Ксавье с позором вышибли из иностранного легиона. Он несколько месяцев лечился у одного из выдающихся психотерапевтов Франции и даже мечтал по ночам когда-нибудь сделаться наводящим ужас серийным убийцей-маньяком, и резать людей направо и налево просто для того, чтобы убедить себя, что он вовсе не слабак и не вонючий трусливый педераст, как
