А полтора века спустя после этого события, состоялась тут одна из самых странных свадеб в истории: Генрих Четвертый, который не был ещё Четвертым, а всего лишь королем крохотной Наварры, женился на сестре французского короля Маргарите (Марго) Валуа. Невеста стояла перед алтарем, а жених, который был гугенотом, оставался на паперти. Это значительно позднее произнес он свои знаменитые слова 'Париж стоит мессы'. Слова, которые многими расцениваются как верх цинизма, принесли, однако, стране окончание жестоких религиозных междоусобных войн.
Настал конец XVIII века, и якобинский Конвент по-своему подошел к истории страны и ее реликвиям. Одним из первых декретов было объявлено, что если парижане не хотят чтобы 'твердыня мракобесия была снесена', то они должны собрать огромную сумму денег и уплатить Конвенту 'на нужды всех революций, какие ещё произойдут с нашей помощью в других странах'.
Итак, деньги с парижан были взяты, а Собор, не возвращённый городу, был объявлен Храмом Разума. Затем, в июле 1793 г., Конвент объявил, что 'все эмблемы всех царств должны быть стерты с лица земли', и Робеспьер лично распорядился обезглавить 'каменных королей, украшающих церкви'. То, что были это цари иудейские, не остановило просвещенную революционную власть — якобинцы думали, что это всё короли Франции…
Колокола были перелиты на пушки 'для всемирной революции', а свинцовые гробы епископов, захороненных в Соборе, пошли на пули и картечь. Затем Конвент решил Собор продать, и Сен-Симон хотел было уже его выкупить, но после термидорианского переворота и казни Робеспьера все церкви были возвращены приходам. Однако, всю первую четверть XIX в., несмотря на грандиозные строительные работы наполеоновского периода по всей столице, Собор находился в плачевном состоянии.
В 1831 году Виктор Гюго опубликовал свой знаменитый роман 'Собор Парижской Богоматери'. В предисловии он писал: 'Одна из главных целей моих — вдохновить нацию любовью к нашей архитектуре'. С тех пор — и не только для французов — образ Собора связан с персонажами романа. Когда ветер воет в балюстрадах, и химеры с ним в унисон — кажется, что в этих звуках прячутся стоны Квазимодо, а среди молодых голосов на площади затерялся звонкий голосок Эсмеральды…
В 1832 году Палата Депутатов создала Комиссию по реставрации Собора. В нее был, разумеется, включён и Гюго. Работы были поручены еще совсем молодому архитектору Виоле ле Дюку. Завершились они в 1864 году. Статуи царей иудейских были выполнены заново. Был сделан и металлический кружевного рисунка шпиль. А среди статуй апостолов, стоящих на нисходящих коньках кровли, один, а именно скептик Фома, смотрит не вниз, а вверх, на шпиль, и лицо его — скульптурный портрет самого Виоле ле Дюка.
Подлинники статуй царей иудейских нашлись, однако, в 1978 году в подвалах Французского банка внешней торговли. Во время каких-то работ было обнаружено 364 обломка с фасадов Нотр-Дам, в том числе, все головы. Видимо, двести лет тому назад кто-то, не испугавшись якобинского Комитета Общественной Безопасности, увёз головы за три километра от Собора в надежде на лучшие времена. Теперь они находятся в экспозиции музея Клюни.
Со строительством Собора связано множество преданий, не вполне укладывающихся в рамки церковного канона. Так, есть легенда, что замки на дверях, представлявшие чудо слесарного искусства, мастер Бискорне сделал не сам, а с помощью дьявола.
Нотр-Дам — последний из готических соборов во Франции, завершивший тот стиль, который начался с базилики Сен-Дени и англо-норманнских раннеготических церквей. Наступало время пламенной готики, а вскоре за ним — и обращения к античности, знаменовавшее начало Ренессанса.
Но в отличие от большей части готических построек позднего средневековья, есть в этом соборе детали, необъяснимые с точки зрения католического канона. Сторонники эзотерических учений всех времён, от масонов ('Вольные каменщики') и компаньонов ('Общество плотников — мастеров стропил') вплоть до антропософов начала XX в., считают Собор чем-то вроде иероглифической книги, читать которую могут лишь посвящённые. И поныне выходят книги, претендующие на то, что авторы их 'нашли потерянное Слово'.
Известно, например, что алхимики позднего средневековья назначали друг другу встречи у правого входа (двери св. Анны), причём один из них всегда был во фригийском колпаке и указывал путь к статуе Алхимика, запрятанной среди химер на галерее второго яруса…
Далее: знаки зодиака на большой Розе (над входом) и скульптурные на левой двери ('дверь Девы Марии') — начинаются не со знака Овна, что соответствовало бы традиции западной астрологии, а со знака Рыб, что обычно для астрологии индийской. Рыбы там — символ связи души индивидуальной с Душой мира, а в поздней греческой эзотерике орфиков рыбы — знак Афродиты-Венеры-Изиды. Её же лунный цикл подхвачен галереей царей иудейских: в истории их было 19, а тут — 28 скульптур, что соответствует числу дней в лунном месяце.
Наконец — цвета на витражах тоже порой далеки от традиционно христианских. Так в центре Розы Дева Мария изображена в красном плаще и зеленой одежде под ним, тогда как ее традиционный цвет — голубой. Интересно, что по масонской традиции помещение в храме, где посвящают в ранг 'Кавалера Востока и Меча' — пятнадцатую степень — разделено на красную и зелёную половины… Это необычное отступление от канона может быть, наверное, объяснено и без масонов, но пока иных объяснений нет.
Впрочем, порой открываются странности и вполне объяснимые.
В 1711 году рабочие, пробивавшие стену для устройства захоронения, нашли шесть тесаных камней с барельефами и латинскими текстами. Как оказалось, барельефы, изображающие разных античных богов, взяты были из разобранного алтаря Юпитера. Среди изображений богов есть и портрет императора Тиберия, который правил Римской империей с 14 по 37 г. Судя по надписи 'Тиберию, Цезарю Благословенному и Юпитеру — Великая корпорация Паризийских Лодочников', алтарь Юпитера, воплощением коего официально считался Император, был воздвигнут в начале I века лодочниками, перевозившими товары и пассажиров по Сене от Сенона (Мелюн, Melun) до Ротомагуса (Руан). Интересно, что среди римских божеств на барельефах алтаря встречаются и чисто галльские, такие как Тарв, Сернун, Эсс — это вполне в духе политики Тиберия, включавшего в сонм римских богов многие божества завоёванных и присоединенных к Империи стран.
С башен Собора и галереи между ними открывается вид на Париж. И хотя площадка на Эйфелевой башне или на монпарнасском небоскребе намного выше, чем галерея Нотр-Дам, но они слишком уж высоки, чтобы увидеть живой город. Если правы античные философы, утверждавшие, что человек — мера всех вещей, то высота Собора — 69 метров до верхушек башен — как раз такова, чтобы с нее видно было достаточно, и вместе с тем не с птичьего полёта, который мало дает человеческому глазу. Сорок ростов среднего человека средних веков — наилучшая высота для обозрения.
Архиепископ Парижский Морис Фельтен писал: 'Какие важнейшие события не отозвались эхом под этими сводами? Какая власть, королевская, республиканская или имперская здесь не упоминалась? Тут расцветает история Франции, её беды и её слава'.
