целую пленку на утехи знатного кораблестроителя.
Веселье продолжалось самое большее еще полчаса. Для подземных оргий было рановато. Холодный и мокрый ветер остудил, в конце концов, даже самых пылких поклонников Сатаны. Скоро они уже бродили по станции, подбирая разбросанную одежду, ворча искали в темноте запропастившиеся ботинки.
Я не забывал следить за Крузмарком. Он спрятал свое одеяние в баул и помог кому-то отряхнуться. Крест и черное покрывало с алтаря убрали, кровавые пятна оттерли тряпками. Потом деловито погасили свечи и понемногу разошлись, кто по одному, кто парами, кто в сторону центра, кто — наоборот. Несколько человек, вооруженных фонариками, двинулись к противоположной платформе. У одного в руке был тяжелый мешок. С мешка капало.
Крузмарк ушел одним из последних. Несколько минут он о чем-то шептался со жрецом. Девушка, как зомби, с потерянным видом топталась у них за спиной. Потом они пожали друг другу руки, как пресвитериане по окончании службы, и Крузмарк двинулся по опустевшей платформе в сторону центра. Он прошел совсем близко от меня. Я мог бы протянуть руку и коснуться его.
Глава сорок пятая
Крузмарк вошел в тоннель и быстро двинулся по узкой дорожке. Очевидно, он уже не первый раз совершал подобные прогулки. Я дал ему дойти до первой голой лампочки и двинулся следом. Я шел за ним шаг в шаг, беззвучно, благодаря резиновым подошвам. Если он вдруг обернется, пиши пропало. Следить за клиентом в тоннеле — все равно что собирать улики для дела о разводе, спрятавшись под кроватью.
Поезд в сторону центра пришелся очень кстати. Когда дальний гром экспресса перерос в металлическое крещендо, я изо всех сил рванулся вперед. Резиновые шлепки подошв потонули в реве поезда. Револьвер я держал в руке. Крузмарк ничего не услышал.
Когда мимо пронесся последний вагон, Крузмарк исчез. Что же это? Шел от меня в десяти метрах — и растворился. В тоннеле, что характерно! Еще через пять шагов я увидел открытую дверь. Это был какой-то служебный выход или что-то вроде того, и Крузмарк уже начал взбираться по железной лестнице, приваренной к стене.
— Стоять! — Я обеими руками навел на него револьвер.
Крузмарк обернулся. Он мигал глазами, пытаясь рассмотреть меня в полутьме.
— Ангел?
— Лицом к лестнице! Руки над головой! Взялся за ступеньку!
— Не дури, Ангел. Договоримся.
— Быстро! — Я чуть опустил дуло револьвера. — Первый раз стреляю в колено. До самой смерти будешь с палкой ползать.
Крузмарк бросил на пол кожаную сумку и сделал, как я сказал. Я подошел к нему сзади и быстро прощупал. Чисто. Тогда я достал наручники и прицепил его за руку к ступеньке. Он обернулся ко мне, и я со всей силы врезал ему левой по зубам.
— Сволочь поганая! — Я вдавил дуло револьвера ему под подбородок, заставив задрать голову. Глаза у него выкатились, как у заарканенного жеребца. — Башку бы тебе разнести, гад, так чтоб мозги по стенке.
— Ты что б-белены объелся?
— Ага. И давно уже. Еще с тех пор, как ты натравил на меня своих мордоворотов.
— Это ошибка…
— Заткнись! Хватит мне дерьмо всякое вешать. Зубы мои не хочешь посмотреть? — Я оскалился, показывая ему свои временные коронки. — Твои орлы постарались.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Еще как понимаешь. Ты меня подставил, а теперь еще и выкрутиться хочешь. Ты мне с самого начала врал. Эдвард Келли[51] — маг времен королевы Елизаветы. Поэтому ты и взял его имя, а не из-за Маргарет.
— Да ты сам все знаешь.
— Ага, подначитался малость. Подтянулся по черной магии. Так что можешь мне не рассказывать, как служанка твоей Мэгги таро подсунула, когда та еще под стол пешком ходила. Это ты ее научил. Ты сатанист.
— Да, потому что я не дурак. Князь тьмы покровительствует сильным, Ангел. Приди к нему, и твоя жизнь изменится к лучшему. Ты сам удивишься.
— К лучшему? Детей, что ли, буду резать? Где вы ребенка украли?
Крузмарк презрительно усмехнулся.
— Никто никого не крал. Мы его купили, и за хорошие деньги. Одним голодранцем меньше — значит, и налогов меньше платить. Ты ведь налоги платишь?
Я плюнул ему в лицо. В первый раз в своей жизни я плюнул в лицо человеку.
— Рядом с тобой таракан — избранник Божий. Я их давлю, и мне начхать. А тебя раздавить — еще и удовольствие. Начнем сначала. Давай про Фаворита. Все выкладывай: что видел, что слышал.
— С чего бы? — Крузмарк вытер плевок. — Ты ж меня не убьешь: кишка тонка.
— А мне и не надо убивать. Я просто уйду, а ты останешься. Может, тебя и найдут через месячишко. А ты, пока ждешь, можешь считать поезда — тоже развлечение.
Крузмарк слегка побледнел, но продолжал блефовать.
— И что тебе это даст?.. — остальное потерялось в шуме поезда. Я переждал, пока состав пройдет.
— Моральное удовлетворение. У меня ведь еще и кар точки на память останутся. Вот только проявить осталось. — Я поднес к его лицу желтую кассету с пленкой.
— Мне больше всего понравилось, как ты там с толстяком упражнялся. Эти я, может, даже увеличу.
— Врешь.
— Да ну? — Я показал ему «лейку». — Вот две по тридцать шесть. Черным по белому, как говорится.
— Там света мало было.
— Это смотря какая пленка. Ты, видно, в фотографии-то не очень? Ну вот. Я особо интересные у вас в конторе на доску объявлений повешу. Может, и в газетах заинтересуются. А в полиции-то и подавно… — Я повернулся, собираясь уходить.
— Ну, бывай. Ты знаешь, что? Помолись дьяволу. Может, придет, отстегнет тебя.
Высокомерная улыбка Крузмарка растаяла, он озабоченно нахмурился.
— Погоди, Ангел. Потолковать надо.
— Давай. Ты говори, а я послушаю.
Крузмарк протянул мне свободную руку:
— Отдай мне пленку. Я тебе все расскажу.
Я даже засмеялся.
— Не пойдет. Ты сначала спой. Понравится мне — получишь пленку.
Крузмарк почесал переносицу и уставился в грязный пол.
— Ладно.
Я подбрасывал и ловил желтую кассету. Крузмарк жадно следил за ней, глаза его прыгали, как чертики на резинке.
— Я познакомился с Джонни в тридцать девятом, в канун Сретения. Был праздник у… в общем, неважно у кого, она уж лет десять, как умерла. У нее был дом на Пятой авеню, там, где сейчас строят этот чудовищный Гуггенхеймский музей.[52] Раньше про ее балы говорил весь город: там собиралась аристократия. Но когда я с ней познакомился, там уже никаких балов не было, а были только шабаши и обряды Древней Веры.
— А черные мессы?
