…Люди легли, как к саням собаки,
В плотно захлёстнутые гужи.
Если ты любишь землю во мраке
Больше чем звёзды — встань и скажи.
Но Тихонов не встал. Тихонов промолчал….
А ведь мы все помним, у Галича: «Промолчи, попадёшь в палачи».
5. ПЕВЕЦ ЗВЕЗДЫ И СВАСТИКИ (Владимир Луговской)
Среди множества поэтов и непоэтов, начавших писать в двадцатых годах ХХ века Владимир Луговской безусловно одна из самых ярких фигур.
Но если проследить его поэтический путь, сразу видно, как шаг за шагом талант мельчает. А слова становятся все громче. Стоит сравнить строки 1926 года со строками пятидесятых годов! Вот стихотворение 'Ушкуйники':
Та ночь началась нетерпеньем тягучим,
Тяжелым хрипением снега,
И месяц летал на клубящихся тучах,
И льды колотила Онега
И словно напившись прадедовской браги.
Накинувши ночь на плечи,
Сходились лесов вековые ватаги
На злое весеннее вече…
Это — 1926 год. А вот строки из книги 'Середина века' — 1957 год:
Трагически прекрасно было время,
Гигантских строек, подвигов, трудов,
Подвижничества, юного геройства…
Такой скуки и серости хватает в любой районной газетке.
Но ведь под этими длинными и мертвыми стихами стоит имя того же самого В. Луговского!
А эту 'Середину века' студенты Литинститута с умным видом изучали и в приказном порядке признавали даже классикой! А критики, хваля взахлеб эти писания, снисходительно вспоминали раннего Луговского, который, по их словам, еще чего-то не понимал, чего-то не хотел, а главное — «увлекался усложнением стиха и экспериментами в области формы», что тогда вполне
приравнивалось к антисоветскому поведению.
Это все писалось совершенно всерьез, и даже 'Песня о ветре' — поэма вполне советская, поэма о гражданской войне, написанная с самых «красных» позиций, упоминалась как-то вскользь, — а все
потому, что это была настоящая поэзия:
Итак начинается песня о ветре,
О ветре, обутом в солдатские гетры,
О гетрах, идущих дорогой войны,
О войнах, которым стихи не нужны.
Идёт эта песня, ногам помогая
Как же получилось, что поэт такого размаха и такой музыкальной пронзительности превратился в газетного болтуна и штамповщика? Километры никому не нужных стихов? И это — после таких строк
(из той же поэмы):
Паровоз начеку
Ругает вагоны.
Волокёт Колчаку
Тысячу погонов,
Он идёт впереди,
Атаман удалый,
У него на груди
Фонари-медали,
Командир-паровоз
Мучает одышка…
Впереди откос…
Паровозу крышка.
А пока поручики пиво пьют,
А пока солдаты по-своему поют…
Потеря таланта в результате натужного сочинения заведомой лжи с карьерными целями — слишком простой случай. Для серого А. Прокофьева годится, а с Луговским было иначе. Он — один из немногих
искренне писал, веря каждой своей строке. Потому-то и получилась у него 'Песня о ветре' с ее полифонией, с ее ухарской частушкой, с ее гармошечной, но истинной напряженностью. Оставим в стороне идеи, взглянем на мастерство поэта:
Но песня рычит, как биплан на Ходынке,
11о песня сошла с ума,
И даже на дряхлом Смоленском рынке
Ломает она дома!
Это тоже из стихов двадцатых годов.
Но посмотрим, что же вдохновляло Луговского, что самое главное в самом духе его стихов, что придает им силу — ответ будет однозначный: ярость, злоба, неистовство ради неистовства — даже не всегда ради идеи…
Политическое содержание уже потом вливалось в это весьма удобное вместилище.
Вот стихи 26 года, периода высшего расцвета поэзии Луговского:
Дорога идет от широких мечей,
От сечи и плена Иго рева,
От белых ночей (!?) малютиных палачей,
От этой тоски невыговоренной!
Речь тут идет ни мало ни много о том, «откуда есть пошла Россия!»
