водорода, двуокисью углерода и меркаптаном, захватывающим сернистым аналогом спирта, в структуре которого сера занимает место кислорода, что объясняет его гнилостный запах.
Как любопытно, подумала я, что нам, людям, потребовались миллионы лет, чтобы выползти из болот, и тем не менее через несколько минут после смерти мы скатываемся обратно по склону.
Мое острое обоняние подсказывало, что мистер Соубелл использовал на Руперте бальзамическую жидкость на основе формалина (двухпроцентный раствор формальдегида казался наиболее вероятным, с легким букетом чего-то еще, судя по запаху, хлороформа), и по зеленоватому оттенку кончика носа Руперта я определила, что гробовщик сэкономил на ингредиентах. Остается только надеяться, что публичные похороны на «Би-би-си» пройдут при закрытом гробе.
Бледные руки Руперта были сложены на животе, правая наверху. Я взяла ее за пальцы (все равно что поднимать связанные сосиски со льда) и потянула вверх.
К моему изумлению, левая рука поднялась следом за правой, и я сразу же заметила, что они хитро сшиты вместе. Перевернув ладони и наклонившись, чтобы разглядеть получше, я увидела то, что искала: почерневшую полосу, которая шла от основания его левого большого пальца к кончикам указательного и среднего.
Несмотря на бальзамирующие усилия мистера Соубелла, Руперт все еще изрядно пах паленым. И нет никаких сомнений: ожог на ладони точно такого размера, как ширина рычага, управляющего Галлигантусом.
Скрипнула половица.
Как только я закрыла гроб, открылась дверь и в комнату вошел мистер Соубелл. Я не слышала, как он приблизился.
Поскольку я все еще находилась в полусогнутом положении, как в тот момент, когда исследовала пальцы Руперта, я смогла медленно выпрямиться.
— Аминь, — сказала я, неумеренно крестясь.
— Что за… — опешил мистер Соубелл.
— О, здравствуйте, мистер Соубелл, — произнесла я уместно приглушенным голосом. — Я просто зашла отдать последние почести. Здесь никого не было, но я подумала, что тихая молитва не помешает. У мистера Порсона не было друзей в Бишоп-Лейси, — добавила я, доставая носовой платок из кармана и утирая воображаемую слезу. — Это так ужасно, и я подумала, что не будет вреда, если… простите, если я…
— Ладно, ладно, — сказал он. — Смерть приходит ко всем, знаешь ли, старым и молодым…
Он мне угрожает или у меня перегрелось воображение?
— И даже если мы ее ожидаем, — продолжал он, — она все равно приходит неожиданно.
Определенно она пришла так к Руперту, но это шутки такие, что ли?
Видимо, нет, поскольку на его длинном лице выражался профессиональный лоск.
— А теперь, извини, — сказал он, — я должен подготовить его в последний путь.
Я одарила его детской улыбкой и изобразила суетливое отступление.
Колокольчик над дверью чайной Святого Николая весело зазвенел, когда я вошла. Это заведение на верхотуре принадлежало не кому иному, как мисс Лавинии и мисс Аврелии, сестрам Паддок, тем самым мощам, которые обеспечили музыкальную прелюдию к зрелищной кончине Руперта.
Мисс Лавиния, в дальнем углу комнаты, казалось, схватилась в смертельной схватке с большим серебряным самоваром. Несмотря на простоту задачи, которая заключалась в том, чтобы кипятить воду, хитроумное изобретение, достойное Хита Робинсона, представляло собой луковицеобразного кальмара с трубками, клапанами и проводами, плевавшимися горячей водой, булькая и шипя, словно загнанный в угол дракон.
— Чая нет, боюсь, — сказала она через плечо. Она еще не увидела, кто вошел в лавку.
— Я могу вам чем-нибудь помочь, мисс Паддок? — радостно предложила я.
Она вскрикнула, когда ее рука случайно попала под сильную струю пара, и фарфоровая чашка, которую она держала, упала на пол, разлетевшись на сотню светлых осколков.
— О, это младшая девочка де Люсов, — сказала она, оборачиваясь. — Боже мой! Ты меня напугала. Я не ожидала услышать твой голос.
Поскольку я видела, что она обварила руку, я подавила свою основную нужду.
— Чем могу помочь? — повторила я.
— О, дорогуша, — сказала она, разволновавшись. — Петр вечно барахлит, когда Аврелии нет рядом. Она ладит с ним гораздо лучше меня.
— Петр? — переспросила я.
— Самовар, — ответила она, вытирая покрасневшие руки кухонным полотенцем. — Петр Великий.
— Позвольте мне, — сказала я.
Не говоря больше ни слова, я взяла мисочку с лимонными дольками с одного из круглых столиков и выжала их в кувшин с ледяной водой. Затем взяла чистую белую столовую салфетку, намочила, отжала и обернула вокруг руки мисс Паддок. Она вздрогнула, когда я прикоснулась к ней, и затем расслабилась.
— Можно? — спросила я, отстегивая опаловую брошь с ее лацкана и воспользовавшись ею, чтобы закрепить края импровизированной повязки.
— О! Мне уже лучше, — сказала она с болезненной улыбкой. — Где ты научилась этому фокусу?
— В организации скаутов, — соврала я.
Опыт приучил меня, что ожидаемый ответ зачастую лучше правды. На самом деле я мучительно искала средство в домашних справочниках миссис Мюллет, после того как перегретая мензурка сильно обожгла мне пару пальцев.
— Мисс Кул всегда так высоко отзывается о тебе, — заметила она. — Я скажу ей, что она попала «в самую точку», как говаривали эти милые парни-истребители из королевских военно-воздушных сил.
Я изобразила самую скромную свою улыбку.
— Это мелочь, мисс Паддок, просто чистая удача, что я пришла именно в этот момент. Я была рядом, у мистера Соубелла, видите ли, пришла помолиться у гроба мистера Порсона. В этом же нет никакого вреда, правда?
Я осознавала, что так обильно вешаю лапшу мисс Лавинии, что она вот-вот посыплется у нее с ушей, но дело есть дело.
— Почему бы нет, детка, — сказала она. — Думаю, мистер Порсон был бы тронут.
Она и половины не знала!
— Так печально, — я понизила голос до заговорщицкого шепота и дотронулась до ее здоровой руки. — Но я должна вам сказать, мисс Паддок, что несмотря на трагедию в субботний вечер, моя семья и я получили истинное наслаждение от «Последней атаки Наполеона» и «Бендемеерского ручья». Отец сказал, что в наше время нечасто услышишь подобную музыку.
— О, спасибо, дорогая, — прослезившись, пробормотала она. — Так мило с твоей стороны. Конечно, слава богу, мы не видели, что случилось с мистером Порсоном, поскольку были заняты на кухне. Мы владелицы единственной чайной в Бишоп-Лейси, так что на нас возлагаются определенные ожидания, боюсь. Не то чтобы мы были против…
— Нет, конечно, нет, — сказала я. — Но наверняка толпы людей предлагают вам помощь.
Она издала лающий смешок.
— Помощь? Большинство людей не знают значения этого слова. Нет, Аврелия и я оставались в одиночестве на кухне с начала до конца. Двести шестьдесят три чашки чая мы налили, но, конечно, это считая те, что мы подали после того, как вмешалась полиция.
— И никто не предложил помочь? — сказала я, изображая недоверчивость.
— Никто. Как я сказала, мы с Аврелией все время были одни на кухне. А я осталась вообще в
