Русская философия: Энциклопедия

утопического сознания являются соч. вольнодумцев из крепостных крестьян и солдатской массы (Т. М. Бондарев, Н. И. Сабуров, А. Я. Куманов, Ф. И. Подшивалов и др.). Их проекты основаны на признании определяющего для благоденствия России земледельческого труда, требованиях освобождения крестьян от крепостной зависимости и свободного обсуждения потребностей производительного сословия. Контакты с зап., особенно фр., утопистами расширяют мировоззренческий горизонт рус. мысли. Так, декабрист Лунин встречался с К. А. Сен-Симоном в Париже (во время пребывания там рус. войск в 1814–1815 гг.). Их спор в одной из масонских лож наметил осн. расхождение в теории социализма: якобинско-насильственное осуществление социальных преобразований (Лунин) или постепенная эволюция в поисках 'нового христианства' (Сен-Симон). Эти же различия отразили и программные документы декабристов ('Русская правда' Пестеля и 'Конституция' Н. М. Муравьева, расхождения между членами Северного и Южного об-в). Пестель в своей общей теории преобразований исходил не из одной веры в человечество, но также из убеждения, что 'политика освещает прогресс', необходимы радикальные политические решения. 'Русская правда' декларировала 'сохранение бытия работника', преодоление расслоения об-ва на богатых и бедных, устранение 'аристократии титулованной и денежной', подчинение собственности интересам труда ('труд есть источник собственности'). Известное распространение в России получила тайная рукописно- реферативная литература с обзором идей и деятельности зап. утопистов ('Секты сенсимонистов' А. В. Бердяева, 'Секты социалистов' П. Д. Галицкого и др.). В Россию стремятся проникнуть 'западные агитаторы' (сенсимонисты из парижских кружков, уравнители-коммунисты и др.), обычно вылавливаемые жандармами. Значительное влияние, благодаря, в частности, журнальной публицистике, приобретает православный утопизм в форме славянофильства. Киреевский, Хомяков, К. С. Аксаков, И. С. Аксаков, Самарин и др. видят в сельской общинное™ панацею от общественных зол, губящих зап. цивилизацию. Соборность рассматривается как реальное умонастроение народа, сплоченного православной верой. Идеи зап. социализма и коммунизма, полагали славянофилы, имеют лишь свое относительное достоинство и свой относительный смысл. Для России они анахроничны, ибо 'мечты европейских революционеров имеют уже свое реальное осуществление в народной жизни'. Вследствие этого надежды рус. радикалов на осуществление 'западных прожектов' в России, по мнению славянофилов, полнейшая бессмыслица, игнорирующая к тому же тот факт, что народ 'не сосуд, не масса, не материал' для спекулятивным образом изобретенных социальных экспериментов; он уже выработал необходимые ему формы жизни. Рус. народ, считали они, особенная этносоциальная целостность. Он лишен к.-л. политических притязаний, тем более ему чужд 'дух народовластия'. Это народ не политический (на зап. образец), а социальный (на рус. — общинный образец). Он привержен не 'внешней правде' зап. рационализма, а 'внутренней правде' учения Христа ('Евангелие, — писал И. С. Аксаков, — может почитаться социалистической доктриной'). Иные основания были заложены в идеологии петрашевцев, обозначивших в рус. мысли переход к социалистическому утопизму ('социалисты произошли от петрашевцев', — писал Достоевский). Буташевич-Петрашевский видел источник социалистической теории в материалистическом философском воззрении, использующем эмпирико-индуктивный метод 'наблюдения действительности'. Преимущественный интерес петрашевцев вызывали вопросы управления природой, изменения климата, регулирования рождаемости (отклик на теорию Т. Р. Мальтуса). Они разделяли нек-рые основополагающие идеи Ш. Фурье, в т. ч. о необходимости изменения способа производства как условия преодоления экономических кризисов и пауперизации рабочего класса ('бедность порождается самим избытком'). Среди петрашевцев были сторонники как пропаганды социалистических идей (Петрашевский и др.), так и тактики заговора (Спешнее). Это расхождение осталось постоянным для всех обращавшихся к социалистической теории и практике кружков и течений, организаций и партий с социалистической программой. Из теоретиков-экономистов, сторонников социалистических идей в первой пол. XIX в. выделяются В. А. Милютин иМайков. Первый в своих работах 'Пролетарии и пауперизм в Англии и во Франции', 'Обзор различных мнений об отношениях производительности к развитию народонаселения' отмечал глубокий разлад между классами и сословиями как на Западе, так и в России, предупреждая против возможной пауперизации 'рабочего сословия' в связи с развитием 'господина Купона'. Он отвергал славянофильскую идеализацию общины, предлагал ассоциативное пользование землей (земля — общественное достояние при широких правах пользования ею обработчиками) и допускал 'производительный капитал' при условии соглашения между всеми производителями. Майков изучал К. Маркса, настаивал на неприменимости в рус. условиях ни 'спекуляций немецкий науки', ни 'ползучего эмпиризма' англ. прожектерства, ни 'поверхностной эффективности французов', предлагая 'гармонию аналитического воззрения с синтетическим'. Равенство имущества и распределение общественного продукта по способностям к труду, по его мнению, само по себе не только ничего не решает, но и таит новые социальные бедствия. Он, как и Милютин, сторонник примирения интересов труда и капитала, гарантом и контролером к-рого выступит государство. Наблюдения над жизнью Запада, неуклонно увеличивающего свое экономическое могущество, вели его и Белинского как мыслителя социалистической ориентации к заключению, что 'средний класс' (буржуазия) способен стимулировать рост народного благосостояния, но его судьбу окончательно 'решит история'. Признавая рост в стране 'среднего сословия' и числа людей интеллигентных профессий (наряду с 'отсутствием рабочего сословия', играющего столь заметную роль в Западной Европе), последний приходит к мысли, что 'политика у нас в России не имеет смысла и ею могут заниматься только пустые головы. Люби ближнего, и тогда ты будешь необходимо полезен своему отечеству'. Но тот же Белинский, склонный к крайностям, в нач. 40-х гг. высказал и др. мысль: социализм утвердится 'не сладенькими и восторженными фразами идеальной и прекраснодушной Жиронды, а террористами — обоюдоострым мечом слова и дела Робеспьеров и Сен-Жюстов'. Эта формула выразила убеждение не одного Белинского, но и его друга М. А. Бакунина. Герцен стремился к более взвешенным, без крайностей, решениям. Как и Огарев, он пришел к выводу, что социализм неизбежен, а потому подлинная философия истории необходимо социалистична. Тем не менее социалистические учения на Западе — не вся истина, их не следует абсолютизировать: они лишь провозвестники 'будущей великой формулы'. Для России еще более, чем хорошие теории, важна хорошая практика, 'организующая океаниды' (массы). Для рус. социализма главное — реализация крестьянского права на землю. Осуществление его в жизни дает 'действительное осуществление свободы'. Поэтому осн. требованием 'национализации социализма' на рус. почве должны быть 'земля и воля', что предполагает опору на общинные отношения и их совершенствование. Призывы Герцена и Огарева со страниц 'Колокола' были подкреплены практической организацией социалистического дела (первая 'Земля и воля') и теоретико-публицистической пропагандой социалистических идей (Чернышевский, Добролюбов, Писарев. Шелгунов, Серно-Соловьевич и др.). Наиболее важен теоретический вклад в С. м. Чернышевского, сочетавшего философскую антропологию фейер-баховского типа ('Антропологический принцип в философии'), политическую экономию трудящихся ('Очерки критики политической экономии (по Миллю)') и идеи социализма ('Капитал и труд', 'Критика философских предубеждений против общинного владения' и др.). Он апеллировал к законам истории, в основе к-рых 'магистральные условия быта' и 'внутреннее стремление' масс к улучшению своего благосостояния. Благоденствие рус. народа, считал Чернышевский, может быть обеспечено как на путях социальной реформы, так и в 'краткие периоды усиленной работы' в социальной революции — все зависит от конкретных обстоятельств. В случае социального переворота необходимо сохранить и развить, применительно к новым условиям, регулятивные возможности нового государства, стремясь к тому, чтобы 'правление' перешло в руки самого низшего и многочисленного класса (земледельцы, поденщики, рабочие). В таком об-ве труд как 'единственный производитель ценностей' перестанет быть товаром, каким он является в об-ве, разделенном на имущие и неимущие классы. Стоимость будет принадлежать 'только вещам, производимым трудом'. Направление производства и 'характер производимых продуктов' также изменятся, поскольку будут удовлетворяться 'разумные потребности' трудящихся. Организация труда будет содействовать кооперативному сотрудничеству, и потому община как 'высшая форма отношения человека к земле' должна быть сохранена и усовершенствована. Победа новых форм материального быта, новых людей и новой морали — не единовременный, а длительный исторический акт ('история очень длинная'), и потому Чернышевский порицал 'опрометчивых энтузиастов' (О. Бланки и др.) за стремление к немедленному захвату власти. Идеи материализма и социализма, критику существующих общественных отношений развивал Добролюбов ('Р. Оуэн и его попытки общественных реформ', 'Когда же придет настоящий день?' и др.), а также круг деятелей журн. 'Современник' и 'Отечественные записки' (Антонович, Шелгунов, братья А. А.и Н. А. Серно-Соловьевичи, М. Л. Михайлов и др.). Своеобразны идеи Писарева, ратовавшего за научное ведение