ходу. Но через пару месяцев Пирошников сбежал оттуда, свою кандидатуру снял и более никогда в политику не лез.
Потому он с удивлением узнал сейчас о своем предназначении, которое так занимало его в тридцать лет.
– В творческой области вам следовало стать композитором… – продолжала Деметра. – У вас определенный талант композитора. Вот здесь, видите.
Вот тебе и на! А он стихи писал, как дурак. Когда нужно было сочинять песни и симфонии, как предписывала эта закорючка на его ладони.
Хиромантия давала явные сбои.
– Перейдем к биографии, – проговорила прорицательница.
И она ровным голосом, продолжая легко прикасаться пальцами к ладоням Пирошникова, словно играя неслышимую мелодию, начала рассказ про его жизнь.
Ладони Пирошникова, а точнее их капиллярные линии, содержали бездну информации о прошлой жизни их обладателя, причем зачастую информации тайной, которую не хотелось бы делать достоянием окружающих.
Так, лет до тридцати судьба Пирошникова складывалась ни шатко ни валко, зацепиться не за что: школа, полтора курса института, служба в армии, потом различные занятия то тем, то этим – творческая, ищущая натура, которая так ничего и не нашла и до творчества не добралась.
Но в тридцать лет случилось из ряда вон выходящее событие…
Тут Дина вгляделась в ладонь Пирошникова внимательнее и проговорила:
– А ведь это случилось сорок лет назад, вы были правы.
– Что случилось? – безмятежно спросил Пирошников.
– Вы стали жильцом этого дома. Боже мой, все сходится. Как я не догадалась сразу!
Пирошников молчал.
– Вы прожили здесь четырнадцать лет с женщиной и ее сыном. Брак вы не оформляли, – читала Дина по ладони. – Работали в двух местах, что-то такое, близкое к творчеству…
– Редактором, – подсказал Пирошников.
– Гражданской жене изменяли. Вижу два романа, внебрачных детей нет. А потом, в середине восьмидесятых, у вас случился еще один роман. Родилась дочь, я правильно говорю?
– Правильно, – подтвердил Пирошников, волнуясь. – Зовут Люба.
– Молодец, Дина, молодец… – похвалила себя гадалка. – И вы ушли в эту семью и оформили брак. Но тут… – она сделала огорченное лицо, – случилось непредвиденное. Ваша молодая жена сама влюбилась… Нечетко вижу. Военный?
– Да. Военный врач, – уныло согласился Пирошников.
– И вы ушли. Это случилось… ага! Семнадцать лет назад. Но вот уже четыре года вы живете один. Все правильно?
– Нет слов! – восхищенно воскликнул Пирошников.
– И теперь вы снова вернулись в свой дом… – задумчиво проговорила Деметра. – Как блудный сын.
– Дина Рубеновна, я беру свои слова назад. Извините, – сказал Пирошников. – Никогда не думал, что хиромантия столь сильна. Вы кудесница.
– Нет, Владимир Николаевич, кудесник – это вы, – покачала она головой. – Надо же, как мне повезло. Я практически буду в эпицентре.
– Эпицентре чего? – не понял Пирошников.
– Скажите честно, вы валяете дурака? Вы правда не чувствуете своей магической силы? И тогда, сорок лет назад, тоже не догадывались о ней?
– Бог с вами! Какая магическая сила? У меня было временное помутнение рассудка. Потом это прошло, – сказал Пирошников.
– Ну-ну. Оставайтесь в счастливом неведении. Только учтите – мы все теперь зависим от вас.
– Вы действительно думаете, что я имею отношение к этому… землетрясению?
– Я уверена.
– Но как, почему? Я лежал на тахте, размышлял… И вдруг…
– Это совсем неважно, что вы делали и о чем думали. Я же не утверждаю, что вы сознательно вызвали эту подвижку. Но через вас дом получает какую-то информацию и реагирует. Вы – его антенна.
Пирошников невольно осмотрел себя – руки и ноги.
– А кто подает сигналы?
– Не знаю. Коллективный разум. Или коллективное бессознательное, что больше похоже на правду.
– Вы хотите сказать, что коллективное бессознательное общества хочет утонуть?
– Я ничего этого не говорила, – она снова улыбнулась.
– Да-да, спасибо…
Пирошников вернулся к себе и некоторое время экспериментировал со своими виртуальными способностями. Например, прилегши на тахту, он некоторое время сосредотачивался, а потом вскакивал рывком и с неописуемой яростью выкрикивал в пространство:
– А пошло оно всё нах!
Так что котенок Николаич вздрагивал и жалобно мяукал.
Пирошников посылал сначала «все», а потом и сам дом в разные места, но тот хранил полнейшее спокойствие и не сдвинулся ни на миллиметр. Казалось, он издевается над Пирошниковым.
Приходилось снова вступать с ним в борьбу, как и сорок лет назад.
2
Внезапно назначенный антенной коллективного бессознательного, Пирошников поначалу почувствовал нечто вроде обиды. Почему бессознательного, собственно? Разве не мог он улавливать главные тенденции в коллективном разуме общества? Разве не нужны эти веяния самому дому, ведущему столь сложную интеллектуальную жизнь? Опять все отпускалось на волю волн, подчинялось случаю. Сознательность погружалась в трясину безволия, дом покорно тонул в плывуне.
Бессознательные домочадцы, смирившиеся с любым исходом событий, транслировали дому через Пирошникова о своем нежелании сопротивляться – и дом не сопротивлялся.
Нет, не просто антенна. Передатчик, подумал он.
Который не знает, что он передает.
Ну и что? Поэт тоже не знает, как он пишет стихи.
Эти возвышенно-умозрительные размышления Пирошникова были прерваны появлением Софьи Михайловны с накладными от книготорговой фирмы «Топ-книга» на поставку новых книг.
Софья Михайловна последние дни, после первой подвижки, образовала неформальный союз с отставником Залманом и все чаще позволяла себе критические замечания в адрес Пирошникова. Старый подводник часами не выходил из магазина, принес даже туда собственный стул, а Софья свой стул в магазин вернула. Приятно было смотреть, как они, сидя у книжных полок с томиками стихов в руках, читают друг другу Тютчева или Блока.
Но, вероятно, обсуждались и другие темы.
На этот раз Софья воздержалась от новых предложений об аренде, которые она выискивала в интернете, но спросила, откуда такое количество стихов молодых поэтов.
– Их ведь не покупают, Владимир Николаевич, – посетовала она.
– Ничего. Мы устроим творческий вечер, чтения молодых… У меня и девиз придуман.
– Какой же?
– «Живите в доме – и не рухнет дом». Арсений Тарковский.
В магазин «Гелиос» зачастили молодые люди с маленькими пачками собственных книг, которые Софья с недовольным видом размещала на полках. А вскоре привезли из клуба «Книги и кофе» позаимствованные
