«офисный планктон» в необходимости Поэзии в тонущем доме. С собою он прихватил моточек липкой ленты для развешивания листовок.
Для начала он поднялся на первый этаж, где рядом с будкой вахтера находился указатель учреждений, работающих в бизнесцентре. Пирошников хотел узнать, где же располагается банк «Прогресс», возглавивший кампанию против него.
Как назло, дежурила в то утро Лариса Павловна, которая восседала в будке, одетая в униформу синего цвета с какими-то знаками отличия на рукавах – то ли метрополитена, то ли Аэрофлота.
Рядом с нею, прямо за турникетом, стояла молодая женщина в позе, выдающей почтительное внимание. Короткая стрижка делала ее похожей на подростка, да и слегка угловатая хрупкая фигурка тоже. Лариса Павловна, по всей видимости, о чем-то рассказывала женщине, но с появлением из лифта Пирошникова тут же замолкла.
Обе женщины уставились на Пирошникова с видом застигнутых врасплох. Нетрудно было догадаться, что говорили о нем. Поэтому Пирошников сразу перешел в наступление.
– Лариса Павловна, я попросил бы вас поменьше заниматься сплетнями, – заявил он, на что Лариса Павловна всплеснула ладонями и изобразила на лице самое натуральное изумление.
– Да кто вам… – начала она.
– Мне рассказывали, – прервал ее Пирошников.
– А что, разве я неправду говорю?! – перешла в контратаку вахтерша.
– Мне все равно, что вы говорите обо мне, но плести всякие… антинаучные бредни… Это слишком. Вы восстанавливаете против меня общественное мнение.
– Ах, это я, оказывается, виновата! – Лариса Павловна попыталась привлечь взглядом собеседницу на свою сторону. – Пол у меня дыбом встал! На ногах устоять было невозможно! Можете себе представить?!
Молодая женщина с восхищением посмотрела на Пирошникова, не в силах вместить в себя эту картину.
Пирошников подошел к доске объявлений и принялся демонстративно приклеивать листовку на свободное место.
Там было написано:
«ЖИВИТЕ В ДОМЕ, И НЕ РУХНЕТ ДОМ!»
Поэтические чтения
в кафе «Приют домочадца» (этаж «—3»).
В программе:
молодая поэзия,
классика,
силлаботонические практики!
Украшал текст рисунок, выловленный в интернете и изображавший шеренгу каменных истуканов, напоминавших Пушкина. По замыслу Пирошникова, этот рисунок в сочетании с загадочными силлаботоническими практиками должен был придать мероприятию необходимую привлекательность. Он заранее договорился с Диной, что она в конце вечера проведет сеанс коллективной медитации под чтение пушкинских стихов.
Дина, будучи женщиной практичной, от бесплатной рекламы не отказалась.
Конечно, в душе Пирошникова все восставало против подобных приемов, но таково было веяние времени, блеск и нищета неодекаданса.
Лариса Павловна дождалась, пока Пирошников приклеит последнюю полоску скотча на уголок листовки, а затем скомандовала:
– А теперь снимите!
– Почему? – вскинулся Пирошников.
– Не положено.
– Все согласовано. Попробуйте только убрать! – неожиданно для себя веско проговорил Пирошников, указывая пачкой бумаги куда-то вверх. – Где у нас банк «Прогресс»?
Он принялся шарить глазами по указателю.
– Второй этаж! – услужливо подсказала слушательница вахтерши. – Я вас провожу. Я там работаю. Операционисткой, – смущаясь, уточнила она.
Лариса Павловна проводила ее презрительным взглядом.
Пирошников с женщиной поднялись на второй этаж по мраморной лестнице. Пирошников искоса посматривал на свою спутницу и видел, что она его немного побаивается и в то же время горда своей ролью. Он понял, что незаметно стал звездой, Вольфом Мессингом местного значения, но признание пришло слишком поздно. Сейчас он не мог не то что вздыбить пол, но даже пройти незамеченным мимо милиционера при входе в банк. Он и не пытался этого делать, а показал паспорт.
– Вы кого хотите увидеть, Владимир Николаевич? – спросила она, и Пирошников с удовольствием отметил и то, что знает, как его зовут, и то, что обратилась по имени-отчеству.
– А кто у вас здесь главный?
– Управляющий. Гусарский Вадим Сильвестрович, – сказала она.
– А вас как зовут? – улыбнулся он.
– Серафима Степановна.
– Спасибо, Серафима Степановна.
Он вдруг почувствовал, что она ему симпатизирует, а может быть, невольно тянется к нему. Это забытое чувство безотчетного робкого притяжения к женщине на секунду смутило Пирошникова. Он в этом смысле поставил на себе крест несколько лет назад и с тех пор запретил себе амурные мысли. Но они нет– нет да пробивались сквозь скорлупу старческого вынужденного целомудрия.
Они подошли к двери, на которой висела табличка «Управляющий отделением», и Серафима, шепнув Пирошникову «Сейчас я доложу», скрылась за нею.
Ее не было минуты три. Наконец она вышла и, не прикрывая двери, объявила:
– Вадим Сильвестрович ждет. Потом зайдите ко мне, пожалуйста. Я в операционном зале, – тихо добавила она.
Пирошников вошел в кабинет.
Управляющий при первом взгляде показался Пирошникову юношей лет семнадцати – белобрысый, щуплый на вид, однако в безукоризненном костюме и при галстуке. «Пацанчик», – мелькнуло у Пирошникова. Вадим Сильвестрович встал со своего рабочего кресла и, обойдя стол, приблизился к Пирошникову. И по мере этого приближения, с каждым шагом возраст его прибавлялся, так что, когда он протянул Пирошникову руку, ему было уже все сорок, и в чертах его лица появилось что-то неестественное, свойственное лилипутам. «Подтяжку, что ли, сделал?» – успел подумать Пирошников и пожал руку, которая оказалась узкой и холодной.
Это был вечный офисный мальчик, начавший карьеру аккурат на сломе времен и дослужившийся до управляющего отделением.
Он источал радушие и готовность помочь, хотя облик его не вязался с традиционным представлением о банкирах, как о румяных толстяках. Наоборот, гладкая белая кожа обтягивала лицо, и было непохоже, что сквозь нее может пробиваться щетина.
– Наслышан, наслышан… – ответствовал он, едва Пирошников назвал себя. – Рад, что мы теперь соседи. Это честь для нас…
Пирошников не ожидал такого приема. Он готовился защищаться и доказывать, что не имеет отношения к странным подвижкам дома. Но что-то переменилось вдруг, теперь ему здесь рады…
Возможно, операционистка Серафима успела кратко доложить шефу о подвигах Пирошникова – как в отдаленные времена, так и сегодня. Но при чем здесь честь?
– Я не очень понимаю… – осторожно начал он. – Возможно, вы меня с кем-то путаете?
