– Мне как можно быстрее нужны на заводе «Иран-Тода» три 212-х и два 206-х по контракту на один год. Совершенно необходимо, чтобы завод был достроен, и местный комитет обещал мне полную поддержку – если мы возобновим работы немедленно. Если немедленно не получится, это будет катастрофа.
Вчера вечером главный инженер «Иран-Тода» Ватанабэ прислал ему зашифрованный телекс. «Глава комитета Затаки словно обезумевшая акула из-за побега S-G. Его ультиматум: либо мы немедленно возобновляем строительство – для чего нам необходимы вертолеты, – или будет поднят вопрос о немедленной экспроприации и национализации всего завода, и „все иностранцы здесь понесут наказание за измену“. Час „Ч“ назначен после молитвы на закате в воскресенье, четвертого числа, когда я должен предстать перед комитетом. Прошу указаний».
Срочные телефонные звонки в Осаку и Токио только взбесили Касиги еще больше.
– Ёси, мой дорогой друг, – с уничтожающей вежливостью сказал его родственник и повелитель Хиро Тода, – я провел консультации с синдикатом. Мы все согласились, что нам очень повезло, что ты находишься там, непосредственно на месте. Тебе и карты в руки. Мы совершенно уверены, что ты разрешишь эти проблемы – до того, как уедешь оттуда.
Смысл был кристально прозрачен: решай или можешь не возвращаться.
Остаток ночи он провел, пытаясь отыскать выход из сложившегося положения. Потом, на рассвете, он вспомнил случайно оброненное японским послом замечание о новом иранском после, которое давало ему в руки возможное средство решения проблемы крайнего срока для Гаваллана и своей собственной дилеммы.
– Если говорить совершенно прямо и откровенно, – произнес он и едва не рассмеялся вслух от невозможной глупости этой фразы, столь тем не менее необходимой во всех западных переговорах, – мне нужен план к закату завтрашнего дня и ответы к закату завтрашнего дня.
– Почему именно к этому сроку, позвольте вас спросить?
– Потому что я принял обязательства перед другом, которые я должен соблюсти, что вы, разумеется, поймете, – ответил Касиги. – Поэтому над нами обоими висит крайний срок, один и тот же. – Тут он счел, что нужный момент наступил, и резко подсек, чтобы крючок надежно зацепился. – Если вы поможете мне, я бы всегда был за это благодарен. Разумеется, я сделаю все, что смогу, чтобы убедить нашего посла помочь вам в любом случае.
– Нет никакого смысла предлагать какие-либо из наших машин, их тут же конфискуют. Так же нет смысла предлагать вам 206-е, которые мы оставили в Иране; их, разумеется, тоже можно списать как потери военного времени. S-G полностью ушла из страны, то же самое сделали «Белл», «Герни» и все остальные компании. Вы не могли бы найти японцев, которые умели бы водить вертолеты?
– Нет. У нас нет обученных пилотов. – Пока нет, подумал Касиги, снова приходя в ярость оттого, что у синдиката не хватило прозорливости подготовить для этой работы своих собственных, надежных людей. – Персонал должен быть иностранным. Мой посол мог бы помочь с визами и так далее; вы, разумеется, знаете, что «Иран-Тода» – наш национальный проект, – добавил он, не боясь преувеличить. Он скоро станет им, когда вся информация, которой я располагаю, попадет в нужные руки. – Как насчет французов и немцев?
Гаваллан с усилием оторвался мыслями от того, как уровень посла мог бы привести к безопасности его собственных людей и вертолетов, как он тогда вырвался бы из капкана Линбара и как у него были бы развязаны руки, чтобы разобраться с «Импириал» в Северном море; от гонконгского кризиса, досрочного ухода Линбара с поста тайпэна и внедрения и подготовки Скота, который в будущем этот пост займет.
– Столько удивительных возможностей, – невольно произнес он вслух, потом быстро поправился и целиком сосредоточился на решении проблемы «Иран-Тода». – У этой проблемы две стороны. Во-первых, вертолеты и запчасти: если бы вы смогли открыть аккредитив по нашей обычной месячной ставке, возобновляемый на всем протяжении срока, в течение которого вы будете пользоваться вертолетами – где бы я их ни раздобыл, – с гарантией, что, если иранские власти их конфискуют, вы возьмете на себя все арендные платежи в долларах США за пределами Ирана и возместите владельцам понесенные ими суммарные убытки, я мог бы доставить их на «Иран-Тода» в течение… в течение недели.
Касиги тут же сказал:
– Мы работаем с банком Сумитомо. Я мог бы договориться о встрече с ними здесь сегодня вечером. Это не проблема. Где вы возьмете вертолеты?
– В Германии или Франции. Британские или американские использовать нельзя. То же самое – с пилотами. Франция, вероятно, лучше, потому что она помогла Хомейни. Возможно, мне удастся раздобыть их через моих друзей в «Аэроспасьяль». Как быть со страховкой? Мне будет невозможно получить для вас страховку в Иране. Возможно, я смог бы сделать это из Японии.
– Хорошо. Я бы очень не хотел летать на незастрахованных птичках. Дальше, Скрэг, допустим, мы найдем вертолеты, сколько пилотов и механиков тебе понадобится?
– Ну, Энди, если ты сумеешь их найти, то лучше будет иметь восемь-десять пилотов, с работой по графику, и от десяти до четырнадцати механиков, которые будут базироваться за пределами Ирана, но недалеко.
– Кто будет платить им зарплату, мистер Касиги? В какой валюте и где?
– В любой валюте, какую они пожелают, где угодно и как угодно. Стандартные ставки?
– Думаю, вам придется предложить «премию с учетом проживания в опасной обстановке», принимая во внимание, что творится в Иране.
– Не согласились бы вы организовать все это для меня, мистер Гаваллан, вертолеты и людей, скажем, за десять процентов комиссионных?
– Забудьте про проценты и помните, что наше участие должно держаться в очень большом секрете. Я бы предложил следующее: вся работа на вашем заводе должна управляться – логистика, запчасти, ремонт – из Кувейта или Бахрейна.
– Бахрейн лучше, Энди, – вставил Скраггер.
– Кувейт гораздо ближе, – заметил Касиги.
– Да, – кивнул Скраггер, – и поэтому больше подвержен влиянию из Ирана или риску поддержанных Ираном беспорядков. Эта сторона залива скоро взорвется, я думаю. Слишком много шиитов, которые обычно бедны, слишком много шейхов, являющихся суннитами. В ближайшей ли, в долгосрочной ли перспективе в Бахрейне вы будете в большей безопасности.
– Значит, Бахрейн, – сказал Касиги. – Мистер Гаваллан, могу я воспользоваться услугами капитана Скраггера в течение года для руководства этим предприятием – если оно осуществится – с выплатой вдвое большего оклада, чем его нынешний? – Он увидел, как сузились глаза Скраггера, и спросил себя, не скакнул ли он слишком далеко и слишком быстро, поэтому добавил небрежно: – Если я прошу вас отказаться от своей первой любви, мой друг, будет только справедливо компенсировать вам эту утрату.
– Это очень щедрое предложение, но… ну, я не знаю. Энди?
Гаваллан колебался.
– Это означало бы, что тебе придется уйти из S-G, Скрэг, и перестать летать. Ты не сможешь руководить пятью вертолетами и летать сам. Да и в любом случае тебе нельзя будет возвращаться в Иран ни при каких обстоятельствах, никогда.
Это верно. Бросить летать. Вот и я тоже оказался на перепутье, думал Скраггер. Не пытайся притвориться, что случившееся с Маком несчастье не долбануло тебя по мозгам сильнее, чем всё до этого. И почему я вчера потерял сознание? Док Натт сказал, что это просто переутомление. Чушь собачья, я раньше в жизни не терял сознания, да и вообще, что эти доктора знают? Год в Бахрейне? Это лучше, чем несколько месяцев в Северном море, где придется вечно дрожать перед очередной медкомиссией. Оставить небо? Бог ты мой! Погодите минутку, я мог бы поддерживать себя в форме, летая здесь туда– сюда для развлечения.
– Мне нужно будет подумать, но за предложение спасибо, мистер Касиги.
– А тем временем, мистер Гаваллан, вы могли бы наладить здесь работу в течение первого месяца или около того?
– Да. При некотором везении, в течение недели я смог бы раздобыть достаточно птичек и людей, чтобы вы могли начать, остальное – через неделю-две по возобновляемому трехмесячному контракту. – Гаваллан добавил как мог тактичнее: – Нам бы только в срок уложиться.
