– Нет, мне лучше пойти одной, пото…
– Да защитит нас Аллах, ваше высочество. Одной? К мужчине, который вам не муж? О нет, это будет выглядеть неподобающе, совсем неподобающе. Давайте миски, я отнесу еду.
– Хорошо, спасибо. На все воля Аллаха. Благодарю вас. Вчера вечером он говорил, что у него жар. Это может оказаться чума. Я знаю, что неверные носят в себе злые болезни, к которым мы не привыкли. Я только хотела избавить вас от возможных страданий. Спасибо, что вы избавили меня от этого.
Вчера вечером все в доме видели покрытое потом лицо неверного. Всем было известно, какой злой народ эти неверные, большинство из них поклоняются Сатане и сами колдуны. Почти все тайно считали, что Азадэ была околдована, сначала Великаном С Ножом, а теперь вот диверсантом. Жена старосты молча протянула миски назад Азадэ, и та пошла через деревню по снегу.
Сейчас она смотрела на него в полумраке хижины, в которой окном служила дыра в стене, без стекла, почти полностью прикрытая куском мешковины. Воздух был тяжелым от запаха мочи и отбросов из джуба снаружи.
– Ешь, ешь, пока горячее. Я не могу оставаться надолго.
– Ты в порядке? – Перед ее приходом он лежал под единственным одеялом, полностью одетый, и дремал, но сейчас сидел, скрестив ноги и внимательно глядя на нее. Жар немного спал благодаря лекарству из его аптечки, но вот желудок был в расстройстве. – Выглядишь ты так себе.
Она улыбнулась.
– Ты и сам выглядишь не лучше. Я в порядке. Ешь.
Он был очень голоден. Суп оказался жидким, но он понимал, что для его желудка это даже лучше. Новый спазм начал подниматься в животе, но он сдержал его, и тот прошел.
– Как ты думаешь, тебе удастся от них ускользнуть? – спросил он ее между полными ложками, стараясь есть медленно.
– Тебе удалось бы, мне – нет.
Проведя весь день в полудреме, чтобы набраться сил, он попробовал составить план. Один раз он вышел и зашагал прочь из деревни. Сотни глаз приковались к нему, все наблюдали за ним. Он дошел до края деревни, потом вернулся назад. Но старый пикап он заметил.
– Как насчет грузовичка?
– Я спросила у старосты. Он говорит, что машина сломана. Правда это или нет, я не знаю.
– Долго нам тут оставаться нельзя. Какой-нибудь патруль обязательно сюда забредет. Наша единственная надежда – бежать.
– Или угнать 206-й вместе с Ноггером.
Он взглянул на нее:
– Со всеми этими людьми на базе?
– Один мальчуган сказал мне, что они сегодня вернулись в Тебриз.
– Ты уверена?
– Не уверена, Джонни. – По ней прокатилась дрожь беспокойства. – Но ребенку незачем лгать. Я… я была тут учительницей до того, как вышла замуж… единственной учительницей, которая у них когда-либо была, и я знаю, что они меня любили. Мальчишка сказал, что на базе остались один-два человека. – Новая холодная волна прокатилась по ней, и она почувствовала слабость. Столько лжи, столько проблем за последние несколько недель, подумала она. Неужели прошло всего несколько недель? Столько ужаса с тех пор, как Ракоци и мулла ворвались к Эрикки и ко мне после той сауны. Теперь все так безнадежно. Эрикки, где ты? – хотелось закричать ей, – где же ты?
Росс доел суп и рис до последнего зернышка, прикидывая в уме все за и против, пытаясь составить какой-нибудь план. Она сидела на коленях напротив него и видела его спутанные волосы, грязное лицо, его усталость и тревогу.
– Бедный Джонни, – пробормотала она и коснулась его. – Не много удачи я тебе принесла, не правда ли?
– Не говори глупостей. Это не твоя вина, ни в чем из случившегося ты не виновата. – Он покачал головой. – Ни в чем. Послушай, вот что мы сделаем: сегодня заночуем здесь, завтра с рассветом отправимся в путь. Попробуем базу, если там ничего не получится, пойдем дальше пешком. Ты постарайся уговорить старосту помочь нам и держать рот на замке, его жену тоже. Остальные жители деревни, должно быть, послушаются его, если он им прикажет, по крайней мере, это даст нам какое-то время. Пообещай ему большую награду, когда все опять придет в норму, и вот… – Он сунул руку в рюкзак, в потайное отделение, и достал оттуда золотые монеты, десять штук. – Отдай ему пять, остальные сохрани на крайний случай.
– Но… как же ты? – произнесла она; ее глаза широко открылись и загорелись надеждой при виде такого богатого пешкеша.
– У меня есть еще десять, – ответил он, солгав легко и естественно. – Средства на крайний случай, спасибо правительству ее величества.
– О, Джонни, я думаю, теперь у нас есть шанс… для них это огромные деньги.
Они оба взглянули на окно, когда ветер зашелестел мешковиной, прикрывавшей его. Азадэ встала и поправила занавеску как смогла. Кусок все равно не прикрывал дыру целиком.
– Ладно, – сказал он. – Подойди, сядь. – Она подчинилась, сев ближе к нему, чем раньше. – Держи. На всякий случай. – Он протянул ей гранату. – Просто прижми рычаг, выдерни за кольцо чеку, сосчитай до трех и бросай. До трех, не до четырех.
Она кивнула, подтянула чадру наверх и осторожно опустила гранату в один из карманов своей лыжной куртки. Ее лыжные штаны в обтяжку были заправлены в сапоги.
– Спасибо. Теперь я чувствую себя лучше. Безопаснее. – Невольно она коснулась его и тут же пожалела об этом, ибо ощутила огонь. – Я… мне лучше идти. Я принесу тебе поесть с рассветом. Потом мы уйдем.
Росс встал и открыл ей дверь. Снаружи было темно. Ни он, ни она не заметили фигуру, метнувшуюся прочь от окна, но оба чувствовали на себе взгляды чужих глаз, пожирающих их со всех сторон.
– Как нам быть с Гуэнгом, Джонни? Ты думаешь, он отыщет нас?
– Он будет смотреть в оба, где бы он ни был. – Росс почувствовал, как живот опять начинает скручивать. – Спокойной ночи, спи сладко.
– Добрых снов.
Они всегда говорили это друг другу на ночь в старые времена. Их взгляды соприкоснулись, сердца тоже, и обоих это чувство согрело и в то же время наполнило тяжелой тревогой. Потом она повернулась, и темная ткань чадры почти сразу сделала ее невидимой. Он видел, как открылась дверь в дом старосты, впуская ее, и закрылась снова. Росс услышал натужный рев грузовика, поднимавшегося по дороге в гору, потом мимо, громко сигналя, промчалась машина, и скоро все стихло. Накатил новый спазм, и в этот раз он с ним не справился и присел на корточки. Боль была сильнейшей, но вышло из него совсем чуть-чуть, и он возблагодарил Бога, что Азадэ уже ушла. Набрав левой рукой снега, он подтерся. Глаза по-прежнему смотрели на него со всех сторон. Сволочи, подумал он, потом вернулся в хижину и сел на грубый соломенный матрас.
В темноте он смазал маслом свой кукри. Точить его не было нужды. Джонни уже сделал это. Он уснул, не вложив кукри в ножны.
Дворец хана. 23.19. Врач взял хана за кисть и еще раз посчитал пульс.
– Вам необходимо хорошо отдохнуть, ваше высочество, – встревоженно произнес он, – и принимать эти таблетки по одной каждые три часа.
– Каждые три часа… да, – сказал Абдолла-хан, голос его звучал слабо, дыхание было прерывистым. Он полулежал, опершись на подушки на постели, устроенной на толстых коврах. Рядом с постелью сидели Наджуд, его старшая дочь тридцати пяти лет, и Айша, его третья жена, которой было семнадцать. Лица обеих женщин были белыми как мел. У двери стояли два охранника, Ахмед сидел на коленях рядом с врачом. – Теперь… теперь оставьте меня.
– Я вернусь на рассвете с машиной «скорой помощи» и…
– Никаких «скорых помощей»! Я останусь здесь! – Лицо хана побагровело, грудь снова пронзила боль. Они смотрели на него, затаив дыхание. Когда он снова смог говорить, то проскрипел гортанно: – Я
