– Молодец, Реза, – сказала она, поглаживая его, радуясь представившейся ей возможности собраться с мыслями. – Сидеть. Ну-ка, сидеть! Сидеть! – Пес радостно подчинился, потом лег у ее ног, наблюдая за дверью и за Ахмедом, который стоял рядом со вторым диваном. Ее рука рассеянно поигрывала рукояткой кукри, прикосновение к ней давало ей уверенность. Ахмед, кося глазом, ощущал его присутствие и понимал его значение.
– Как перед Богом, ты сказал мне правду?
– Да, ваше высочество. Как перед Богом.
– Тогда мы едем немедленно. – Она поднялась. – Ты приехал на машине?
– Да, ваше высочество. Я привез лимузин и шофера. Но есть еще кое-какие вести – и хорошие, и плохие. К его высочеству поступило требование выкупа. Его превосходительство ваш супруг находится в руках бандитов, горцев… – Она попыталась сохранить бесстрастное выражение лица, но ее колени едва не подогнулись. – …где-то недалеко от советской границы. И он, и его вертолет. Похоже, что эти… эти бандиты заявляют, что они курды, но хан сомневается в этом. Они устроили засаду на Чимтаргу и его людей и перебили их всех, захватив его превосходительство и вертолет. Утром в четверг, если верить их словам. Потом они летали в Резайех, где его видели – он выглядел целым и невредимым, – после чего они улетели назад.
– Хвала Аллаху, – только это и позволила ей произнести ее гордость. – Заплачен ли выкуп за моего мужа?
– Записка с требованием выкупа прибыла вечером в субботу, через посредников. Как только к его высочеству вчера вернулось сознание, он передал мне послание для вас и отправил сюда, чтобы привезти вас.
Она услышала это «привезти» и знала, насколько серьезно это слово, но Ахмед внешне никак его не подчеркнул, опустив руку в карман.
– Его высочество Хаким передал мне это для вас. – Он протянул ей запечатанный конверт.
Она вскрыла его, переполошив собаку. Записка была написана рукой Хакима: «Моя родная, его высочество сделал меня наследником и восстановил в правах нас обоих, поставив условия, чудесные условия, которые нетрудно принять. Возвращайся скорей, он очень болен, и он не станет заниматься выкупом, пока не увидит тебя. Салам».
Утопая в счастье, она заторопилась из комнаты, почти мгновенно собрала дорожную сумку и черкнула записку Мак-Айверу, приказав Али доставить ее завтра. Подумав мгновение, она захватила с собой кукри и вышла, прижимая его к груди. Ахмед не произнес ни слова, просто вышел за ней следом.
ВТОРНИК
ГЛАВА 52
Бендер-Делам.08.15. Касиги торопливо шагал за хмурым полицейским по обшарпанным, переполненным людьми коридорам больницы. Радиомеханик, Минору, шел сзади, отстав на три шага. Больные и раненые мужчины, женщины и дети лежали на носилках, сидели на стульях, стояли или просто лежали на полу, ожидая, когда ими кто-нибудь займется, тяжело больные вперемежку с легко больными, кто-то справлял естественную нужду, кто-то ел и пил, поглощая еду, привезенную из дома многочисленными посетителями-родственниками, – и все, кто мог, громко жаловались. Задерганные медсестры и врачи входили и выходили из палат, все медсестры были в чадрах, за исключением нескольких британок, медсестер королевы, чьи строгие головные уборы были почти эквивалентны чадре и потому вполне приемлемы.
В конце концов полицейский отыскал нужную дверь и протолкался в переполненную палату. Кровати вдоль обеих стен и еще один ряд посредине, все заняты пациентами-мужчинами, пришедшие к ним родственники болтали или жаловались, дети играли, а в одном углу старая женщина готовила на переносной плитке.
Скраггер лежал на соломенном матрасе в одежде и обуви, прикованный за руку и за щиколотку к старой чугунной кровати. Его голова была перевязана, лицо небритым и грязным. Увидев позади полицейского Касиги и Минору, он приподнялся и глаза его загорелись.
– Привет, ребята, – сказал он хриплым голосом.
– Как вы, капитан? – спросил Касиги, ужасаясь наручникам.
– Ежели б на свободу вырваться, совсем было бы прекрасно.
Полицейский раздраженно прервал его, громко, чтобы слышали все окружающие, осведомившись на фарси:
– Этого человека вы хотели видеть?
– Да, ваше превосходительство, – ответил за Касиги Минору.
– Ну вот, вы его увидели. Можете доложить своему правительству или кому вам там угодно, что он, без сомнения, получает лечение. Его будет судить комитет по делам дорожного движения. – С напыщенным видом он повернулся, чтобы уйти.
– Но капитан даже не был водителем того автомобиля, – терпеливо сказал Касиги по-английски. Минору перевел; эту фразу они повторяли большую часть прошедшей ночи и с самого утра сегодня различным полицейским всякого ранга, неизменно получая разнообразные варианты одного и того же ответа: «Если бы этот чужеземец не приехал в Иран, этой аварии никогда бы не случилось. Разумеется, он виноват».
– Не важно, был он водителем или не был, он все равно виноват! – сердито ответил полицейский; его громкий голос эхом отразился от стен палаты. – Сколько раз вам нужно это повторять? Он отвечал за ту машину. Он заказал ее для себя. Если бы он ее не заказал, ничего бы не случилось; люди погибли и пострадали; конечно же, он виновен!
– Но, повторяю еще раз, мой помощник был свидетелем, и он даст показания, что авария была вызвана другим автомобилем.
– Лжесвидетельство перед комитетом будет наказано самым суровым образом, – мрачно произнес полицейский, один из тех, кто сидел в той полицейской машине.
– Это не ложь, ага. Есть и другие свидетели, – сказал Касиги, никаких свидетелей не имея, и его голос стал более резким. – Я настаиваю, чтобы этого человека немедленно отпустили. Он является сотрудником моего правительства, которое вложило миллиарды долларов в наш нефтехимический завод «Иран-Тода» для блага Ирана и особенно всех жителей Бендер-Делама. Если его немедленно не освободят, я прикажу всем японцам покинуть страну и прекратить все работы! – Он говорил с возрастающим раздражением, ибо не имел таких полномочий да и не стал бы отдавать такое распоряжение в любом случае. – Все остановится!
– Клянусь Пророком, мы больше не поддадимся на шантаж чужеземцев, – выпалил полицейский и отвернулся. – Вам придется обсудить все это с комитетом!
– Если его сейчас же не отпустят, все работы прекратятся, и не будет больше никаких рабочих мест. Никаких!
Когда Минору перевел, Касиги заметил перемену в молчании и настроении людей вокруг. И даже в самом полицейском, который обнаружил, что все взгляды уперлись в него, и ощутил их внезапную враждебность. Один из сидевших поблизости юношей с зеленой повязкой на рукаве тяжело произнес:
– Так ты хочешь поставить под угрозу наши рабочие места, а? Кто ты такой? Откуда мы знаем, что ты не человек шаха? Комитет рассматривал твое дело?
– Конечно, рассматривал! Клянусь Истинным Богом, я много лет был за имама! – сердито ответил полицейский, но волна страха прокатилась по нему. – Я помогал революции, все это знают. Вы, – он ткнул пальцем в Касиги, молча проклиная его за то, что он был причиной всех этих неприятностей, – следуйте за мной! – Полицейский начал проталкиваться к выходу.
– Я вернусь, капитан Скраггер, не беспокойтесь. – Касиги и Минору бросились догонять полицейского.
Тот спустился по лестнице на один пролет, прошел по коридору, спустился по другой лестнице, проталкиваясь сквозь толпы людей. Касиги начал нервничать, видя, что они спускаются все глубже, в подвальные помещения больницы. Полицейский открыл дверь с надписью на фарси на ней.
Касиги прошиб холодный пот. Они были в морге. Мраморные плиты с телами, накрытыми грязными простынями. Много тел. Пахло химикатами, засохшей кровью и экскрементами.
