— Что, Лаари? — его дыхание щекотало мне щеку.
— Мы…, - я запнулась, не зная, что сказать, как выразить то, что чувствую.
— Ш-ш-ш, — он погладил мне лоб, убирая волосы за ухо, — Не говори ничего. Я знаю.
Теплые, нежные губы припали к пульсирующей жилке на шее, и мой мир взорвался. Миллионы частей, бывшие раньше плотью, разлетелись во все стороны. Наше дыхание смешалось в одно.
— Моя.
Глава 7
Я жила как в сказке. Квартира, работа — ничто не имело значения. Все это было до; до того как Саша вошел в мою жизнь, до того как я вновь стала чувствовать себя счастливой, до того как поняла кем являюсь.
За три с половиной месяца мы облазили весь остров, выявили все проходимые и непроходимые места, изборозди дельту во всех направлениях, не раз побывали в открытом море. Наконец сбылась моя мечта, и я увидела лотос, ни на картинке, а живой. Не зря во многих религиях он священен. Более совершенной красоты я никогда не встречала.
Еще я научилась жить вдали от цивилизации, без телевизора, телефона, кондиционера, горячей воды, и поняла, что совсем не они являются предметами первой необходимости, как многие думают. А человеческое тепло, понимание, дружба и, конечно, любовь. Без любви жизнь сера. А я любила, любила всей душой, всем сердцем, каждой клеточкой своего тела, и сияла как солнце просто от того, что он рядом.
Во второй половине октября, когда наступили первые заморозки и на землю стали опускаться туманы, нам пришлось покинуть мой сказочный остров и переехать в Кировский. Я грустила, расставаясь с ним. Почему-то казалось, что такого беззаботного, наполненного радостью и смехом времени у нас больше не будет.
В Кировском дом добротный, права была Лия. Я бы даже сказала — основательный. Все своим видом он с гордостью заявлял: я на века построен. Большой, кирпичный, с верандой, обтянутой противомоскитной сеткой. В таком летом хорошо посидеть, особенно астраханским, когда мошка да комары вьются рядом, норовя укусить. Позади дома во дворе примостилась баня. У меня даже глаза заблестели, когда увидела, так попариться захотелось.
Тем же вечером я получила желаемое. Мужчины натопи баню и отправили нас первой очередью. Банька была маленькая, состояла из двух клетей. Первая использовалась под раздевалку. Во второй, с почерневшими от копоти и гари стенами, расположились очаг с каменкой и огромный дымящийся котел. Мы только вошли, Лия сразу заохала.
— Вот, бездельники, отдушину забыли открыть. Уморить нас хотят. — Я понятия не имела что это такое, но дышать определенно было нечем. Да и не была я никогда в настоящей русской бане. Только в общественной городской, куда нас под присмотром Громилки отправляли два раза в месяц на дезинфекцию. А там везде кафель, бетонные столы, металлические тазики и целое море хозяйственного мыла, которое жжет глаза и воняет.
Лия залезла на лавку, вытащила какую-то заслонку под потолком и приоткрыла дверь. Минут через пять полегчало, глаза перестало резать и от воздуха, хоть он и оставался горячим, уже не так першило в горле.
Намылись от души. Словно новым человеком вышла. Мы как раз через двор бежали, закутанные с ног до головы, чтобы осенним ветром не продуло, когда завыла собака. Я вздрогнула и остановилась.
— Не пугайся, — попыталась успокоить меня Лия, — Это Шарик соседский. Он уж год так, как в полнолуние затянет, так до последней четверти воет. Прошлой зимой хозяина похоронили, так и завыл. Скучат наверно. — К этому вою один за другим стали присоединяться новые «голоса». — Ах он заводила, опять всех псов поднял, — сказала женщина и потащила меня за собой, — Не стой, простынешь. — Я пошла, но в душе зародился страх. Мне еще в детстве внушили, что не к добру это, когда собаки воют. Не к добру.
Двадцать шестого ноября я проснулась от грохота кастрюль. Утро еще только занималось, а Лия уже возилась на кухне: в чане подходило тесто для пирогов, на плите тушилась мясная начинка.
— Ты чего это сегодня так рано? — спросила я, усаживаясь за стол.
— Так ведь дел много, — удивилась она. — Наготовить надо на два дня, прибраться. Пироги вот, хочу испечь, мужчин напоследок побаловать. — Я вопросительно приподняла бровь, с чего это мол? — Четыредесятница на носу. Завтра в Караульное в церковь к батюшке, причаститься, исповедаться перед постом, так что некогда будет делами заниматься. — Она пожала плечами, — Все сегодня.
Внутри я поразилась, надо же, Лия верующая, но вида не подала.
— Если ты меня своим коронным кофе угостишь, то я согласна на подсобные работы. — Мы рассмеялись.
— А то, конечно. Мне еще пара рук не помешает.
Когда вторая партия пирогов отправилась в духовку, а тушеная курица остывала на разделочной доске, Лия отправилась за консервированными яблоками. У нас осталось немного теста на шарлотку. Я оттирала налипшую на клеенку муку, а потому не сразу обратила внимание на шум. Только звук разбившегося стекла, заставил меня бросить тряпку и поспешить на звон. И тут Лия закричала.
Я, сломя голову, влетела в кладовку и заглянула в погреб. Хозяйка дома лежала на полу и тихо стонала.
— Саша, — взвизгнула я, уже спускаясь по лестнице. Рука женщины была вывернута под неестественным углом, из горла торчал осколок от банки с закаткой. Лия через раз закашливалась кровью, при каждом вздохе из груди вырывался клокочущий звук.
— Потерпи, потерпи, — шептала я сквозь слезы. — Все будет хорошо.
С каждой секундой ее дыхание становилось слабее, а по телу все чаще пробегали судороги. На моих глазах жизнь покидала тело.
— Лина, что случилось…. — Саша не договорил. Я подняла заплаканные глаза.
— Помоги. — Увидев его, я поняла, что должна сделать. Трясущейся рукой выдернув клин, я зажала порез ладонями. Сосредоточилась и отправила энергию в рану, сращивая ткани и восстанавливая кровообращение. Где-то наверху раздался надрывный крик Николая, а спустившийся Саша обнял меня за плечи. Но все это было от меня далеко, я видела только лицо женщины перед собой.
— Все, Лаари, хватит. — Саша пытался оторвать меня от тела Лии, но я отбивалась, захлебываясь слезами. — Прекрати. С ней все хорошо. — Я не слышала, наступил посттравматический шок. Билась в молчаливой истерике.
— Лина! — чувствовала, что он трясет меня за плечи, но остановиться не могла. В горле стоял ком, хотелось кричать, но не получалось выдавить ни звука. Как ему удалось поднять меня по лестнице, не помню. Знаю только, что пила воду, давясь, глотала, пока рыдания не перешли в икоту.
Вой сирены и беготня санитаров по дому прошли мимо меня. Я все воспринимала сквозь багровую пелену, застилающую глаза. Мозг не хотел успокаиваться, постоянно возвращая мне картинку покореженного тела из погреба.
— Тихо, Лаари. Все хорошо. — Саша гладил меня по голове и укачивал на коленях, как ребенка. — Тихо, милая. Все прошло. Лия поправиться. — Так хотелось поверить, но вся эта кровь еще стояла перед глазами.
Я смогла взять себя в руки только когда разглядела приближающегося Николая. Он был бледен, но улыбался. Во мне проснулась надежда.
— Как она? — попыталась спросить я, но Коля прижал палец к губам, призывая к молчанию. Затем встал передо мной на колени и, прижав к груди, сложенные вместе ладони, торжественно провозгласил.
— Моя кровь принадлежит тебе, Шалар. — он коснулся лбом пола, — мой дух принадлежит тебе,
