быть беспечной, особенно если она к тому же племянница Распутницы Хоксклифф. И пусть свадьба не за горами, не стоит, чтобы Джорджиану видели входящей в его дом, да еще посреди ночи.
В столь поздний час улицы были не только безлюдны, но и темны. Ночь выдалась безлунная, а фонари на углах едва светили. Йен помог Джорджи спуститься.
Он показал ей Найт-Хаус, находившийся в дальнем конце парка, и поспешно повел ее к парадному крыльцу здания, выложенному белым известняком. Темно-красная дверь открылась. Тускло освещенный холл предстал перед ними во всей своей роскоши.
— О, Йен, твой дом прекрасен, — пробормотала Джорджиана, застенчиво оглядываясь.
Йен запер двери и подошел к ней.
— Наш дом, — тихо напомнил он.
Сияющая улыбка озарила ее лицо, словно он опять удивил ее своим предложением.
Йен весело подмигнул:
— Пойдем.
Но тут подбежал мистер Тук, дворецкий, чтобы взять их плащи. Добродушный пухлый немолодой коротышка с лысой головой, белоснежными усами и искрящимися голубыми глазами, он всегда улыбался, а когда Йен объяснил, кто такая Джорджиана, просиял от восторга.
Теперь дворецкий хлопотал над Джорджианой, как наседка — над цыпленком.
— О, моя дорогая, дорогая, дорогая юная леди, неужели я ничего не могу сделать для вас? Совсем ничего? Вы голодны? Успели поужинать? Может, чашку теплого шоколада?
Джорджи облегченно засмеялась, радуясь, что нашла понимание и сочувствие, и поблагодарила дворецкого, но отказалась.
Тук забрал ее потрепанный плащ вместе с модным плащом Йена и оставил парочку наедине.
Однако Тук не упустил случая кивнуть Йену, одобряя его выбор.
Йен, в свою очередь, откашлялся, поднял канделябр, оставленный Туком, и проводил Джорджиану наверх.
Хоть и не столь роскошный, как Найт-Хаус, дом Йена отражал его высокий статус и изысканные вкусы. Обстановка парадных комнат на первых этажах указывала на то, что их хозяин — дипломат высокого ранга, привыкший развлекать иностранных особ.
Однако Йен должен был признать, что вся эта роскошь каким-то образом подчеркивает пустоту его жизни. Дом приспособлен для больших приемов, но вряд ли здесь бывает кто-то, кроме слуг.
В детстве, когда отец был еще жив. Йен наивно полагал, что все живут так, как он и его лучший друг Роберт: в особняках с высокими позолоченными потолками, мраморными греческими бюстами и огороженными забором садами украшенными скульптурами.
Но с тех пор он значительно поумнел, слава Богу, и давно понял, какими привилегиями наделил его Господь. Поэтому серьезно относился к обязанностям, налагаемым этими привилегиями.
Он вместе с Джорджианой поднялся на третий этаж. Там располагалась небольшая галерея, выходившая окнами в сад.
В передней части, разделенной надвое, находились просторные хозяйские апартаменты. Покои хозяйки сейчас были пусты.
В каждой половине было по огромной спальне, гостиной, гигантскому чулану и гардеробной.
Апартаменты, разумеется, соединялись между собой, чтобы супруги могли без помех навещать друг друга. Была и еще одна гостиная, где собирались члены семьи.
Йен проводил туда Джорджи, вспоминая, как сидевшая здесь когда-то мать обучала шитью его сестру Мору. А сам он, совсем еще мальчишка, лежал на животе, дергая за усы всеобщего любимца кота и пытаясь запомнить латинские изречения философов-стоиков. И заодно краем уха прислушивался к словам матери, передававшей сплетни о последних похождениях пресловутой герцогини Хоксклифф. Первой Джорджианы.
Мать вряд ли одобрила бы этот брак…
Йен саркастически усмехнулся. Мать всегда верила в крепость светских браков по расчету. Неудивительно, что сделала все, чтобы он женился на Кэтрин. Взяв руки Джорджианы, Йен отступил в свою спальню и увлек ее за собой.
Джорджи задалась вопросом, уж не суждено ли ей отныне вечно ходить с алыми от стыда щеками. Лицо пылало при мысли о том, что ждет впереди.
Казалось странным, что она так легко позволила себя соблазнить. Впрочем, она безоглядно ему доверяла. В его присутствии она всегда чувствовала себя в полной безопасности. И неудивительно: он несколько раз спасал ей жизнь! Кроме того, ее тянуло к Йену. Не покидало сознание того, что она принадлежит ему.
Сердце часто билось от предвкушения, и, услышав щелчок замка, она смущенно улыбнулась.
— Заходи, — пригласил он, показывая на спальню. — Будь как дома.
Отвернувшись, он поставил канделябр на маленький столик.
Джорджи оглядывала погруженную в полумрак комнату.
Кремовые стены, темные персидские ковры на дубовых полах и сводчатый, разрисованный медальонами потолок.
Слева в камине горел огонь. Вокруг были расставлены кресла и диваны черного дерева с позолотой в римском стиле.
А вот справа, в тени, возвышалась гигантская кровать Йена. При виде ее Джорджи молча сглотнула.
Под предусмотрительно откинутым покрывалом шоколадного атласа виднелись простыни из кремового хлопка. У изголовья горой навалены подушки с бахромой. Все вместе казалось восхитительно манящим и одновременно пугающим.
Тем временем Йен снял черный фрак и повесил его на дверную ручку чулана.
Сердце Джорджи сжалось.
Она принялась медленно стягивать перчатки. В конце концов, этот человек скоро станет ее мужем.
Мысль об этом пьянила, кружила голову, и радостный смех вскипал на ее губах.
Йен, оставшись в белой рубашке и сером жилете в тонкую полоску, приблизился к ней.
— Над чем ты смеешься? — стал допытываться он бархатистым шепотом, гладя ее руки.
— Прости, не могу поверить, что все это происходит на самом деле!
— Слишком неожиданно?
— Нет. — Она подступила к нему и откинула голову. — Я счастлива.
Йен обнял ее за талию и улыбнулся.
— Я тоже, — признался он, целуя ее.
Будь у нее хоть какие-то сомнения, наверняка они исчезли бы, когда их губы соприкоснулись.
Он неожиданно подхватил ее и понес к огню.
— Йен… — пробормотала она, продолжая смеяться.
— Что, дорогая?
— Ты не туда идешь, — запротестовала Джорджи, обнимая его в девическом восторге.
— Мм?
— Кровать в другом направлении, — прошептала она ему на ухо.
— Так нетерпелива… — пожурил он, пожирая ее глазами.
— Так у тебя есть план?
— Как всегда.
Подойдя к камину, он поставил се на пол.
— Теперь ты не замерзнешь, когда я тебя раздену.
Джорджи ойкнула от неожиданности, но быстро пришла в себя.
— Или… когда я раздену тебя, — заявила она, потянувшись к безупречно завязанному галстуку.
Оннагнул голову, чтобы снова поцеловать ее, такой нежный и уверенный в себе, что она едва заметила, как он, обнимая ее, одновременно расстегивает пуговицы платья на спине.
— Ты ведь не боишься, правда?
