Йен с хриплым смехом повиновался. Боже, он, должно быть, умер и попал в рай!
Тем не менее он придумал способ вернуть свою страстную нимфу на землю.
— Хочешь получить подарок? — прошептал он ей на ухо.
Джорджи помедлила, задумчиво покусывая его ухо.
— Ты его принес?
— Лежит в кармане.
— А что еще в твоем кармане, Йен?
Бессовестно хихикая, она сжала его твердую плоть.
— Джорджиана! — воскликнул он с растерянным смешком. — Я имел в виду карман сюртука, неисправимая ты плутовка!
— Предпочитаю то, что у меня в руке.
Она сжала его, и он застонал.
— Ты… ужасно скверная.
— Разве не знаешь, что это у меня в крови? — прошептала она.
— Похоже, что так.
Изнемогая от блаженства, он позволил ей делать все, что она хочет, но только на минуту. Отстранившись, он встал на колени и дотянулся до внутреннего кармана сюртука.
Джорджи села.
— Закрой глаза и протяни руку, — велел он.
Она повиновалась. Несколько секунд он просто любовался ее неправдоподобно длинными ресницами.
Какая она красавица! И так еще невинна, несмотря на кажущуюся смелость! Он не переставал удивляться каждый раз, когда это замечал.
— Ты еще здесь? — нетерпеливо осведомилась она.
— Здесь, принцесса.
Он наклонился, прижался поцелуем к маленькой ладони и только потом вложил в нее свой подарок. Джорджи открыла глаза.
На ладони лежал серебряный ножной браслет.
— Йен! — обрадовалась она. — Ты купил мне колокольчики!
Встав на колени, она вдруг обхватила его шею. Он в ответ обнял ее за талию.
— Тебе не нужно меняться, Джорджиана, — хрипло прошептал он. — Ты само совершенство.
— О, Йен, — выдохнула она, прильнув к нему.
Его впервые в жизни обнимали так крепко и жарко! Ее безграничная привязанность к нему иногда озадачивала его, но к этому он сможет привыкнуть.
Йен улыбнулся.
— Ну вот. Позволь мне надеть их тебе.
Поцеловав его в щеку, она неохотно отстранилась, послушно уселась на пол и положила ему на колени изящную босую ножку.
Он плотоядно улыбнулся, восхищенный прелестью ее ступней, осторожно сжал пятку и стал щекотать легкими движениями кончика пальца, но Джорджи прикусила губу, отказываясь смеяться.
— Ну вот, — объявил он, щелкнув по браслету, чтобы услышать звон.
Джорджи тряхнула ногой.
— Какой прекрасный подарок! Ты так заботлив! Так добр!
— Ты слишком строга к себе.
— Не могу высказать, как много значит для меня твой поступок! Значит, ты действительно принимаешь меня такой, какова я есть. Будем откровенны — я немного странная… не такая, как все, и прекрасно это сознаю.
Йен рассмеялся.
— Может, ко мне нужно привыкнуть? Я пытаюсь ладить со всеми, однако… всегда ощущала, что не принадлежу ни к какому кругу, что чужая всем, даже подругам… пока не встретила тебя.
Он погладил ее колено.
— Не все понимают тебя. В отличие от меня.
Она неожиданно подалась вперед и прижалась крепким нежным поцелуем к его губам.
Йен слегка откашлялся.
— Так о чем ты… э-э… хотела со мной поговорить? Я думал, всему причиной твоя астма, но сегодня ты сказала, что… э-э… тебя беспокоит что-то другое.
— Верно, — кивнула она. — Видишь ли… все это не так просто.
— В чем дело? — нахмурился Йен.
— Помнишь, когда мы танцевали прошлой ночью, ты пошел за пуншем?
Йен кивнул.
— В твое отсутствие ко мне подошла леди Фолконер и представилась.
— Что она сказала? — насторожился он.
Джорджиана глубоко вздохнула, помолчала и, наконец, вынудила себя сказать то, что не давало ей покоя со вчерашнего дня:
— Заявила, что, даже если мы поженимся, ты никогда не полюбишь меня, потому что твое сердце умерло вместе с Кэтрин.
— Понятно. — Йен высоко поднял брови, пытаясь осознать сказанное. — Какой вздор! И ты ей поверила?
— Не знаю, чему верить! Поэтому и вышла на террасу. Успокоиться и подумать. Меня совершенно ошеломили ее откровения.
— Не откровения. Ложь. О чем еще она тебе солгала?
— Это все. В основном.
Сейчас она выглядела такой беззащитной… такой уязвимой…
— Леди Фолконер добавила, что ты никогда не любил ее, и это означает, что и меня любить не будешь. Из-за Кэтрин. Но если ты не можешь любить меня, Йен, не уверена, что хочу знать об этом. Может, не стоит мне это говорить, ведь я так люблю тебя, что не вынесу…
— Ш-ш…
Он прижал палец к ее губам и уставился на нее со всевозрастающей изумленной радостью.
Ее глаза были широко раскрыты.
Если он не ошибся, она только что призналась ему в любви.
Йен осторожно сжал ее подбородок большим и указательным пальцами, чувствуя, как из самых глубин души поднимается волна благоговейного восхищения.
— Дорогая, — очень тихо сказал он, — я никогда не любил ни одну женщину так, как люблю тебя.
И услышат, как она ахнула. Увидел, как синие глаза наполняются мучительной надеждой.
— Ты… любишь меня?
Он пожирал ее глазами. Слова, слетавшие с губ, шли прямо из сердца.
— Джорджиана, я полюбил тебя в тот момент, как увидел. Ты мчалась по рынку пряностей на белой лошади. Я понятия не имел, кто ты, но точно знал, что вижу перед собой самое храброе, самое безумное, самое прекрасное создание на свете. И теперь, узнав тебя, считаю, что ты в тысячу раз прекраснее, чем мне показалось тогда.
Она неверяще рассмеялась и тут же заплакала. Бриллианты слез покатились по щекам. Не успел он опомниться, как она бросилась ему на шею и радостно прошептала:
— Женись на мне! Да, я хочу стать твоей женой. Хочу, чтобы мы всегда были вместе.
Он схватил ее за плечи.
— Ты согласна? Согласна стать моей женой? Наконец-то опомнилась и послушалась своего сердца?
— Да! — Она энергично закивала. — Да! Я хочу выйти за тебя замуж! Я люблю тебя, Йен! Люблю! И если ты все еще хочешь меня, ничто не сможет нас разлучить!
