— Может, это все-таки обычный набег? — спросила Екатерина, зная, что это не так.
Гонец покачал головой:
— Милорд приказал доложить вашему величеству: французский король пообещал шотландскому, что признает его, если шотландцы нас победят.
— Признает? В каком качестве?
— В качестве английского короля.
Екатерина против ожиданий только кивнула, услышав это, и перешла к более важным вопросам.
— Сколько их числом? — спросила она.
— С точностью сказать не могу… — замялся гонец.
— А примерно?
— Боюсь, тысяч шестьдесят, ваше величество. Возможно, даже больше…
— Насколько больше? Ну?!
Он снова замялся.
Екатерина поднялась с места, отошла к окну и оттуда доверительным тоном сказала:
— Ты сослужишь мне службу, гонец, если скажешь, что ты на самом деле думаешь. Представь себе, что будет, если я выеду с войском навстречу врагу и увижу перед собой гораздо более сильную армию, чем рассчитывала!
— Я бы сказал, там с сотню тысяч, ваше величество, — тихо сказал гонец, ожидая, что она вскрикнет от ужаса, но королева улыбнулась.
— О, этого я не боюсь!
— Не боитесь сотни тысяч шотландцев? — недоверчиво переспросил посыльный.
— Я видывала и побольше, — было ему ответом.
Я знаю, что я готова. Шотландцы валом валят через границу, с устрашающей легкостью овладевая нашими северными крепостями. Между тем цвет английского войска находится за морем, во Франции, и французский король вознамерился победить нас руками шотландцев, на нашей собственной территории, в то время как наша маскарадная армия перемещается по северу его территории, время от времени грозя противнику пальцем. Настал мой час. Решать мне и тем людям, которые остались в моем распоряжении. Я приказываю достать из сундуков штандарты и знамена. Развернутые во главе армии королевские штандарты говорят о том, что в сражении участвует король Англии. Вместо короля буду я.
— Неужели вы, ваше величество, поедете под королевскими знаменами? — удивляется одна из моих дам.
— Разумеется, поеду.
— Но это же должен быть король…
— Король бьется с французами. Я поеду биться с шотландцами.
— Но, ваше величество, королева не может…
Я улыбаюсь. Когда-то я обещала Артуру, что стану королевой-воительницей, вот и стала.
— Может, если она уверена в том, что победит.
— А если… — робко начинает кто-то и замолкает, завидев мой строгий взгляд.
— Не сомневайтесь, я все продумала, — говорю я. — Хороший командир всегда толкует о победе, а про себя обдумывает путь отступления. Я точно знаю, где должна отступить, где перегруппироваться и где снова вступить в бой, а если и тут неудача, то где перегруппироваться снова. Не для того я так долго дожидалась английского трона, чтобы увидеть, как король Шотландии и эта дурочка Маргарита у меня его отнимут.
Армия Екатерины, все сорок тысяч человек, беспорядочно брела за королевской гвардией, под жарким осенним солнцем таща на себе оружие и мешки с провизией. Королева возглавляла движение под тюдоровским штандартом. Дважды в день она объезжала всю колонну, чтобы люди видели ее сейчас, на марше, и узнали потом, на поле битвы. У нее всегда было про запас подбадривающее словцо для тех, кто притомился, тащась в арьергарде и глотая тележную пыль. Притом она много молилась, пробуждалась на рассвете, чтобы отстоять мессу, причащалась в полдень, укладывалась в постель на закате и вставала в полночь, чтобы помолиться за королевство, за короля и… за себя.
Между армией Екатерины и авангардом под командованием Томаса Говарда, графа Суррея, то и дело сновали гонцы. План состоял в том, чтобы Суррей при первой возможности вступил с противником в бой, дабы приостановить стремительное и пагубное продвижение шотландцев в глубь страны. Потерпит Суррей поражение — в дело пойдет армия Екатерины, которая остановит противника на границе южных графств Англии. Если же неудача постигнет англичан и здесь, то Екатерина с Сурреем оставшимися силами пойдут на защиту Лондона. Перегруппируются, призовут народное ополчение, построят земляные укрепления вокруг Сити. Если же рухнет и этот план, то тогда армия отступит в Тауэр, где можно продержаться до прихода из Франции основных сил.
Суррей обеспокоен тем, что я приказала ему одному идти на врага, — он предпочел бы, чтобы мы ударили объединенными усилиями, однако я настаиваю, чтобы мы следовали моему плану. Конечно, ударить всей мощью было бы безопасней, но я веду оборонительную кампанию. Необходимо иметь резерв на тот случай, если шотландцы победят в первой битве. Одним сражением тут дело не ограничится. Идет война, которая должна усмирить шотландцев на десятки лет, а лучше бы — навсегда.
Я борюсь с искушением приказать ему дождаться меня, до того мне хочется в бой! Я совсем не чувствую страха, ей-богу, только какую-то дикую радость, словно я сокол, которого долго держали в клетке, а теперь отпустили. Однако мне хватает здравого смысла, чтобы не бросить людей в битву, поражение в которой откроет дорогу к Лондону. Суррей считает, общими силами мы наверняка победим, но я-то знаю, что в военном деле ничего наверняка не бывает. У меня есть план и для моих войск, и для войск Суррея. И продумана позиция, на которую можно отступить, а затем еще и еще одна. Шотландцы могут выиграть одну битву, но отнять мой трон им ни за что не удастся.
Мы находимся в шестидесяти милях от Лондона, в Букингеме. Армия идет с хорошей скоростью для пешего марша, а для английской армии, которая, поговаривают, в дороге имеет обыкновение мешкать, это просто превосходная скорость.
И еще у меня есть секрет. Каждый вечер, оставив седло, я первым делом иду в палатку или куда- нибудь, где могу побыть одна, поднимаю юбки и осматриваю свое белье. Я жду месячных, и уже второй месяц их нет. Надеюсь, и очень сильно, что перед отплытием во Францию Генрих наградил меня ребенком.
Я никому не скажу об этом, даже камеристкам. Представляю, какой крик они поднимут, когда узнают, что я, беременная, каждый день езжу верхом и собираюсь сражаться! Конечно, ничего нет важней, чем наследник трона, за исключением одной вещи — защиты Англии, чтобы этому ребенку было что наследовать. Я стисну зубы и приму на себя этот риск.
Люди знают, что их ведет сама королева, что я обещала им победу. Они бодро вышагивают и будут биться насмерть, потому что верят в меня. Люди Суррея, которые ближе к врагу, чем мы, знают, что за ними стоит моя армия. Они знают, что я сама веду подкрепление. Молва об этом идет по всей стране, люди горды тем, что королева с ними. Если я сейчас повернусь лицом к Лондону и велю им продолжать без меня, потому что у меня появились женские заботы, они тоже все бросят и отправятся по домам. Так все и будет, я нимало в этом не сомневаюсь. Они подумают, что я струсила, что потеряла в них веру, что предчувствую поражение. И без того полно слухов о неудержимой мощи шотландцев — сто тысяч диких горцев!
А, кроме того, если я не могу спасти королевство для моего ребенка, какой смысл заводить детей? Нет, необходимо побить шотландцев, а для этого нужно стать полководцем. Выполнив свой долг, я со спокойной совестью снова стану жить как женщина.
Ночью я получила от Суррея известие, что шотландцы расположились лагерем на возвышенности, в местечке под названием Флодден, и заняли оборону, держа под контролем подходы с юга. Прислал он и карту, набросок от руки, один взгляд на которую говорит, что не дело идти в атаку снизу вверх, когда там расположился хорошо вооруженный противник. Лучники засыплют нападающих стрелами, а кого пощадит стрела, не пощадят свирепые горцы. Ни одна армия не справится с такой атакой.
