Демон отверженный

ментальным зрением. Но все же можно было рассмотреть, где она проходит — между волком с одной стороны и забавного вида мужиком с тиглем в руках с другой. Оба они держали среднюю точку линии, тянущейся от края до края парка. Она шла через мелкую воду, и потому имела столь жалкий вид. Будь пруд хоть сколько-нибудь глубже, линия не выжила бы вовсе. А сейчас из нее утекала сила так, что у меня кожу кололо, пока я искала чистое место на бетоне, чтобы сесть рядом с ней.

Взяв камешек, я наклонилась и кое-как нацарапала круг прямо внутри линии. Если даже взойдет солнце и разорвет мои чары, я все равно смогу говорить с Алом, если стану в линию, хотя он не будет тогда обязан оставаться и слушать. Но я не думала, что заставить Ала остаться будет проблемой.

Сердце колотилось, меня бросило в холодный пот, когда я прошептала:

— Джариатджекджунисджумок, вызываю тебя.

Мне не нужны были ловушки, чтобы форсировать его появление — нужно было лишь открыть канал. И вот он явился — воспользовавшись именем, которое я выбрала для себя.

Он возник из дымки в сидячем сгорбленном положении, и я не могла оторвать от него глаз в неприятном завороженности — потому что он выглядел грубой на меня пародией. Ноги скрещены в щиколотках, колени торчат, голые костлявые плечи сгорбились, покрытые красными царапинами с засохшей кровью. Лицо с отвисшей челюстью, глядевшее на меня в ответ, было моим, но без малейшего выражения или мысли. Вяло болтались рыжие волнистые пряди. А хуже всего были глаза — по-демонски красные, с козлиным разрезом, они таращились на меня с моего же лица.

Терпеть не могу, когда он показывается в моем виде.

— Симпатично, — сказала я, отодвигаясь от круга.

Пустое лицо осветилось вспышкой злости, и демона окутало дрожание безвременья. Он стал коренастее, увесистей. До меня донесся запах сирени, чистый аромат жатого бархата. Демон повернулся ко мне лицом, полный изящества и благородной утонченности, он сидел по-турецки на холодном цементе, с кружевами на манжетах, в начищенных до блеска сапогах, с чистым румяным лицом без следов синяков или ссадин.

— Я знал, что это ты, — сказал он, и от этого насыщенного ненавистью голоса меня пробрала дрожь. — Только ты знаешь это имя.

Я проглотила слюну, заправила прядь за ухо.

— Мне не нужно было твое имя. Я только хотела, чтобы ты оставил меня в покое. И какого черта ты не мог просто от меня отстать?

Он шмыгнул носом, лишь теперь оглядевшись с высокомерным презрением.

— И вот ради этого ты меня и вызвала в… — он еще раз огляделся, — в какой-то парк? Хочешь поменяться обратно? Боишься, что тебя с восходом солнца затянет обратно в безвременье? Знаешь, не без оснований. Мне самому в высшей степени любопытно.

У меня пересохло во рту, но ответила я храбро:

— Я не демон, и я тебя не боюсь.

Едва заметное напряжение в этом демоне стало сильнее — я видела, как вдруг чуть сжались его пальцы.

— Рэйчел, лапушка. Если не будешь бояться, долго ты не проживешь. — И тут же его манера сменилась на агрессивную и мрачную. — Ну вот, ты перехватила мое имя, — произнес он со своим идеальным и благородным британским акцентом. — Приятно ли тебе быть в чьей-то полной власти? По чужой воле сидеть в крошечном пузыре? И тебя еще удивляет, что мы пытаемся вас убить? — Приподняв бровь, он вдруг проявил проницательность: — Томасу Артуру Бансену удалось сбежать?

Я кивнула, и он понимающе улыбнулся.

— Послушай, — начала я, поглядывая на разгорающийся рассвет. — Верь или не верь, но мне жаль, что так вышло. И если ты сейчас заткнешься насчет бедного маленького обиженного демона и послушаешь, может быть, оба мы что-то от этого разговора получим. Или ты хочешь вернуться в свою уютную камеру?

Ал замолчал, потом наклонил голову:

— Я слушаю.

Я вспомнила, как остерегала меня Кери, как Дженкс хотел рискнуть жизнью для этой экспедиции, в которой нам не победить, как Айви знала, что только я могу себя выручить, и мучилась, заставляя себя мне не мешать. Я вспомнила, как сдавала в ОВ черных колдунов, жалея их за глупость, говоря себе, что демоны опасны, коварны и их не перехитришь. Но я сейчас и не пыталась их перехитрить, я пыталась в каком-то смысле вступить в их ряды.

Чтобы успокоиться, я сделала глубокий вдох:

— Вот чего я хочу.

Ал невежливо хмыкнул и взбросил в воздух руку в кружевных манжетах, будто привлекая внимание несуществующей публики. Слабый запах жженого янтаря защекотал мне ноздри, и я не знала, это правда или моя память услужливо подсказывает.

— Я хочу, чтобы не трогали тех, кого я люблю, в особенности мою мать. Я хочу, чтобы Трента, целого и невредимого, отпустили без преследования за кражу эльфийского образца, — понизила я голос. — И вы все вместе от него отстанете.

Он слегка помотал головой, оглядел меня своими дымчатыми очками.

— Снова повторю: ты не стесняешься в запросах. Я не могу ограничивать чьи-либо действия, кроме своих собственных.

Я кивнула, ожидая этого замечания.

— И еще я хочу такой же амнистии за кражу твоего образца.

— А я хочу оторвать тебе голову к едреной матери, но, кажется, нас обоих ждет разочарование. Увы, — насмешливо пригорюнился он.

Я выдохнула, и выдох получился неровный. Посмотрела на восток, и у меня зачастил пульс. Он пытал маму — не со злости, а чтобы добраться до меня. Больше этого не будет. Никогда.

— Насколько бы ценно было для тебя, если бы я не только вытащила тебя из тюрьмы, но заставила бы извиниться тех, кто тебя туда засадил?

Ал фыркнул:

— Если ничего конструктивного ты сказать не можешь, отправь меня обратно в безвременье и в мою камеру. У меня все было под контролем, пока ты не показала Миниасу, что умеешь накапливать энергию линий.

— Именно это и спасет твою шкуру! — огрызнулась я недружелюбно. — У меня есть идея, выгодная для нас обоих. Хочешь ее услышать?

Он скрестил на груди руки, и лицо у него задрожало:

— И что же это? Хочешь за путешествие в безвременье ради спасения Трента заплатить своей душой? — Он говорил издевательски, и у меня щеки стали гореть. — Так оно того не стоит. Через несколько часов меня изгонят на поверхность, мое имущество разыграют в лотерею, а комнаты отдадут другому — моя репутация погибнет. В данный момент моей ослепительной карьеры твоя голова устроила бы меня больше твоей души.

— Это хорошо, потому что ее ты не получишь. — У меня сердце стучало, пока я ждала, чтобы у него кончился сеанс жалости к себе. Ну и действительно, после пяти секунд раздраженного молчания он обернулся ко мне. И я очень слабым голосом спросила: — В системе есть место для обучения одного демона другим? Нечто вроде положения наставника?

Господи, помоги мне. Скажи мне, что я правильно все понимаю и гордость не затмевает мне взор.

Ал запрокинул голову и захохотал. Вода вокруг нас покрылась рябью, и эхо отразилось от стен новых домов на той стороне улицы.

— Уже пять тысяч лет не было демона, нуждающегося в обучении! — воскликнул он. — Меня вот-вот выгонят на поверхность, а ты хочешь, чтобы я взял тебя в ученицы? Учил тебя всему, что я знаю, бесплатно — вот просто так?

Я ничего не сказала, ожидая, пока он от моего вопроса дойдет до лежащих в его основе причин, и тогда всякое выражение сошло с его румяного лица. Выглянув поверх этих своих дурацких очков, он