спальнях.
— Я была в своей спальне, — объявила она вслух.
— Как и я, — согласилась Сьюзен. — Я тоже была в своей спальне.
Мистер Лайонкрофт метнул быстрый взгляд на Эванджелину, будто хотел сказать, что не отказался бы провести вечер в ее спальне, а не в своем кабинете. Высокомерный негодяй! Ей не следовало целовать его.
— Я расспрашивал слуг, — сказал он спокойно, будто большую часть утра провел, опрашивая свой штат, — чтобы выяснить, не знают ли они что-нибудь об этом крайне странном убийстве. Они ничего не видели.
Эдмунд играл своей серебряной фляжкой.
— Но ведь кто-то задушил Хедерингтона.
— Возможно, следы на его шее не имеют отношения к его смерти, — спокойно предположил мистер Лайонкрофт. — Возможно, это следы потасовки, происшедшей раньше.
— Это верно. — Эванджелина бросила на него взгляд. Она была готова предположить, что Лайонкрофт активно участвовал в этой потасовке.
— Голова лорда Хедерингтона была перевязана. Возможно, его рана оказалась смертельной.
Почему-то ей показалось, что ее умозаключение не порадовало Лайонкрофта. Может быть, его вспыльчивость как раз была причиной обоих увечий графа?
А она-то всего за час до этого самозабвенно прижималась к нему.
— Какая досада! — сказала Сьюзен, скрещивая руки под корсажем. — Думаю, мы никогда не узнаем правды.
Эванджелина пила свой чай маленькими глотками и гадала, права ли Сьюзен. Прошлой ночью они узнали только то, что рассказала сама леди Хедерингтон.
— Это удобно, — вмешался в разговор Эдмунд, бросив лукавый взгляд на Лайонкрофта. — Почти как в прошлый раз.
Лайонкрофт вскочил на ноги так стремительно, что Эдмунд вздрогнул и расплескал бургундское на грудь рубашки и на колени.
— Первый и главный вопрос, — послышался дребезжащий голос Тисдейла, — почему кому-то понадобилось убивать Хедерингтона. И мне представляются только два мотива.
Все еще стоя, Лайонкрофт скользнул взглядом своих темных глаз по мистеру Тисдейлу.
— Только два?
— Когда убивают титулованную особу, следует обратить внимание на того, кто наследует титул. Самой очевидной и убедительной причиной кровопролития может быть личная выгода.
Бенедикт кашлянул, поморщился и скрестил руки.
— А второй мотив?
— Конечно, гнев. Ярость способна превратить нас в монстров и сделать способными на самые дикие поступки.
— Ну, пожалуй, этот старый чудак нрав, — процедил Эдмунд, растягивая слова. — Ведь никто не выигрывает больше, чем новый лорд Кашлюн.
— Ткни своим грязным пальцем в кого-нибудь другого, или я… — начал Бенедикт, по часть его угрожающей речи потонула в приступе отчаянного сухого кашля, вызвавшего у Эдмунда всего лишь припадок пьяного смеха.
Бенедикт перестал кашлять и сделал несколько глотков чаю.
— Вы полагаете, я не знаю, что смерть при подозрительных обстоятельствах может скверно сказаться именно на мне в силу того, что
— Не только это, — сказал через минуту мистер Тисдейл. — В большинстве случаев, когда какой- нибудь подлый кузен или беспринципный младший брат стремится завладеть титулом и положением старшего, насильственную смерть стараются замаскировать под несчастный случай, но никак нельзя счесть несчастным случаем удар дубинкой по голове и удушение. Кто бы это ни сделал, он был в ярости.
Бенедикт и Франсина Радерфорд бросали многозначительные взгляды на Лайонкрофта. Его же взгляд оставался твердым и непроницаемым.
— Самым разъяренным, — пробормотал Эдмунд, растягивая слова, — должно быть, был Лайонкрофт. Если даже забыть о его преступном прошлом, все мы заметили, что, как только он увидел след пощечины на лице сестры, его охватила ярость.
И снова глаза всех сидящих за столом обратились к нему. Челюсти Лайонкрофта, казалось, окаменели.
— Я не убивал его.
Эванджелина приложила отчаянные усилия, чтобы ее лицо не выразило скепсиса. Такие люди, как он, никогда не признаются в содеянном.
— Верно, верно, — согласился Эдмунд с покровительственной снисходительностью. — Мы тебе верим. Прошу меня простить, старина. — Он сделал знак лакею: — Плесни-ка еще вина в мой бокал.
— Я признаю, — начала Франсина, бросив на Лайонкрофта взгляд искоса, — что ты выглядел достаточно разгневанным, чтобы задушить Хедерингтона.
— Я и был достаточно разгневан, — согласился Лайонкрофт, издав едва слышное ворчанье, — но оставил его в живых.
Прижав ладони, сложенные ковшиком, ко рту, Сьюзен склонилась к Эванджелине.
— Он хочет доказать свое алиби, — пробормотала она театральным шепотом. — Хотя ввиду всего случившегося это не выглядит убедительно.
Эванджелина молча кивнула.
— Хедерингтон дал пощечину жене, а не Лайонкрофту, — послышался тихий бесцветный голос Франсины.
— Может быть… графиня прикончила его сама? — хмыкнул Эдмунд. — Конечно. Кто бы ее заподозрил?
— Не я, — сказала Сьюзен с ужасом. — Она кажется такой робкой. Хотя трудно сказать…
Во взгляде Лайонкрофта сверкнула ярость.
— Леди здесь нет, и она не может защитить себя. Да к тому же она уже достаточно пострадала.
— Если быть честным, — сказал Эдмунд, размахивая бокалом с вином, — я готов все-таки поставить на тебя.
— В таком случае, — ответил Лайонкрофт язвительно, — не стоит тебе и дальше испытывать мое терпение.
Из открытой двери послышалось испуганное всхлипывание. Все головы повернулись ко входу, где, как оказалось, остановилась и замерла леди Стентон. Одну бледную руку она прижимала к горлу.
— Правильно ли я расслышала, что вы признали свою, вину?
— Заверяю вас, мадам, — сказал Лайонкрофт, — что это не так.
— О, доброе утро, матушка. Мы как раз говорили о том, какая незадача, что мы никогда не узнаем, что стало или кто стал причиной смерти лорда Хедерингтона.
— Обязательно узнаем.
От тона леди Стентон, когда она обращалась к дочери, можно было покрыться инеем.
Сьюзен опустила глаза, а леди Стентон повернулась и, вскинув бровь, посмотрела на собравшихся.
— Пусть мисс Пембертон пощупает его.
— Пощупает его? — эхом отозвался Бенедикт Радерфорд. — Зачем, ради всего святого?
Леди Стентон заморгала:
— Ну, потому что она…
— Я… я верующая, — перебила Эванджелина, вскакивая на ноги. Дыхание ее участилось и стало очень шумным. Кровь бросилась ей в лицо. — Как вам известно, многие верующие люди налагают на других персты по религиозным мотивам.
