потянуть, чтобы снять покрывало забвения, окутавшее ее мозг. Я поговорю с ней сейчас, но в основном для того, чтобы успокоить. Скажи, больше ничего не происходило такого, что могло бы напугать ее… или тебя?
— Нет… но я чувствую — что-то должно произойти.
— Будь осторожна, умоляю, будь осторожна, дорогая. Ну, пойдем к ней.
Глава девятая
Ник провел с Евой больше двух часов, и все это время говорил, не умолкая. При этом он ни разу не упомянул ни о ее болезни, ни о тех страшных событиях, которые произошли в доме незадолго до этого; странно, но он даже не упомянул никого из домочадцев. Зато много говорил о том, что происходит в мире: о всемирной ярмарке, которая вскоре должна была открыться в Париже; о необыкновенных экспонатах, которые там ожидались; об открытии нового порта для иммигрантов, которое ожидали в конце года, — даже его название было уже известно и будило фантазию: «Остров Эллис»; он упомянул, что по расчетам порт должен охватить несколько миллионов иммигрантов. Он ни разу не задал ей ни одного вопроса, поскольку знал, что ответа все равно не получит. Просто говорил и говорил, о вещах известных и малознакомых, но, несомненно, интересных, даже приятных.
Я, кажется, начала понимать, в чем состояла его цель: заставить ее мозг хоть немного работать. Забрасывая в ее голову все эти сведения, как семена в почву, он хотел заставить ее сначала воспринять хоть что-то, чтобы затем, впоследствии, ее мозг мог воспроизвести или остановиться на этом, одним словом, — чтобы у мозга была какая-то пища вместо привычной уже пустоты.
Во всяком случае, какого-то эффекта он добился. Она совершенно явно успокоилась, даже расслабилась немного. И в то же время какие-то признаки напряжения время от времени появлялись на ее лице — как будто она пыталась кивнуть или улыбнуться ему в ответ.
— Я приду завтра, — сказал он в конце. — Ты только должна верить, Ева: ты поправишься. Ты уже поправляешься, в этом не может быть никаких сомнений. Все страхи уйдут бесследно, когда твой рассудок окончательно прояснится. Останутся только воспоминания. Но воспоминания ведь не могут причинить вреда, правда? Надо верить в себя, вот и все. И если ты будешь мне помогать, все пойдет значительно быстрее.
Мы оставили ее в той же безнадежной неподвижности. Ник, однако, выглядел вполне довольным. Всю дорогу, пока мы шли до экипажа, он говорил только об этом. Я решила проводить его: присутствие в доме мистера ван Дорна вернуло мне, казалось, забытое чувство безопасности, тем более что главные ворота были теперь открыты, а от них до дома рукой подать.
— Я чувствую — она реагирует, — говорил между тем Ник. — Ты, наверное, не видишь этого, а вот я замечаю все — учащение дыхания, расширение зрачков… всякие такие вещи. Это хороший знак. Если больше не будет потрясений, можно ожидать значительного улучшения уже через пару недель, а может, и раньше. Главное, надо избегать любых неприятных впечатлений. Так что больше никаких нападений, моя дорогая Анджела. Умоляю, береги себя.
— Можешь не волноваться, — произнесла я несколько мрачно. — К сожалению, я ни на минуту не могу забыть, что на меня уже дважды покушались. И все-таки, Ник, как ты считаешь, могла это быть Ева? Я имею в виду — в первый раз; во второй раз нападал кто-то другой — это ясно.
— Вначале у меня были некоторые сомнения — помнишь, я тебе говорил об этом. Но теперь чем больше я узнаю ее, тем больше убеждаюсь — нет, она не способна на это. Я ведь наблюдал ее какое-то время; вывод здесь может быть только один — такая агрессивность противоречит и ее натуре, и самой логике ее заболевания.
— Но как же тогда объяснить… ее руки… эта земля под ногтями… царапины?
— Ну, это все очень легко мог проделать с ее руками кто-нибудь другой. Нет ничего проще, тем более что от вынужденного длительного безделья кожа у нее на руках очень нежная и чувствительная. Единственное, что для этого требуется, — камень или какой-нибудь другой грубый предмет.
Я вцепилась в его руку с такой силой, что он даже остановился.
— Но тогда… она должна знать, кто это сделал?!
— Думаю, да. Конечно, это могли проделать, пока она спала, но мне почему-то кажется, что она знает того, кто это сделал. Вообще у меня такое впечатление, что основная ее беда в том, что она слишком много о ком-то знает.
— Ты меня пугаешь, — призналась я. — В общем-то, я к ним ко всем неплохо отношусь, даже к Уллису, хоть он и уклонился от нормальных отношений.
— Ну, не могу сказать, чтобы он уклонялся от встречи со мной, — сказал Ник почти раздраженно. — Наоборот, постарался привлечь как можно больше внимания к моей скромной особе. Нет, мистер Уллис мне не слишком по душе.
Мы подошли к его экипажу.
— Завтра приедешь? — спросила я.
— Обязательно. А ты ни на минуту не забывай об осторожности.
— Самое досадное — я никак не могу установить причину этих покушений.
— Причина, по-моему, ясна. Ты пытаешься вернуть Еву к жизни, а кому-то это совсем не нужно — ведь тогда она заговорит. Его действия, его ненависть направлены против нее, но, к сожалению, тебя ему не обойти.
— Значит, мы обе в опасности?
— Думаю, да. Поэтому еще раз умоляю, будь осторожна. Особенно ночью: похоже, этот человек, кто бы он ни был, больше всего любит действовать под покровом темноты.
— Так, понятно. Знаешь, что я решила? Буду спать с Евой в одной комнате. Окна будут накрепко закрыты, лампа будет гореть всю ночь.
Его руки обвились вокруг моей талии.
— Береги себя, Анджела, дорогая. Если что-нибудь тебя встревожит, обязательно пошли за мной. Ну, прощай, любимая моя.
— Жду тебя с нетерпением.
Он еще раз обернулся, помахал мне на прощание и скрылся из виду, а я медленно побрела обратно к дому. Но по дороге раздумала. Оставался еще целый час до ужина, Ева была в безопасности. Как отметил Ник, при свете дня ей ничто не угрожало. Пойду прогуляюсь до пляжа, решила я. Мне катастрофически не хватало свежего воздуха и солнца, а в будущем таких возможностей может и не быть, я это чувствовала.
Море было спокойным, дул легкий бриз, вода, судя по всему, была очень теплой. Пляж был пуст; я бы даже сказала, он был какой-то пустынный. Но мне именно это и нужно было. Необходимо было обдумать кое-что в одиночестве. Я шла по песку, прямо у кромки волн. И размышляла.
Как же изменилась моя жизнь за те несколько недель, которые прошли после смерти тетушки. Я потеряла единственного родного человека… и обнаружила, что осталась к тому же без гроша. Слава Богу, я получила хорошее воспитание и лучшее по тем временам образование. Потом я попала сюда и оказалась в самом центре проблем этой богатой семьи, в этом мрачном доме и не менее мрачном поместье. Здесь я встретила несчастную беспомощную девушку, превратившуюся практически в живой труп… и здесь же я встретила свою первую любовь, такую сильную и прекрасную, какая бывает только в мечтах. И вот теперь, именно теперь, когда все, казалось, сбывается, мне угрожает реальная опасность. Все предыдущие двадцать лет жизнь моя протекала в общем безмятежно, опасности были мне неведомы. Вот и теперь я еще не могла до конца привыкнуть к этой мысли. И в то же время испытывала почти панический ужас.
После получасовой прогулки по пляжу я, однако, почти успокоилась. Солнце клонилось к закату, пора было возвращаться к своим обязанностям. И тревогам.
Уже повернув обратно, я обратила внимание на какой-то странный предмет. Сначала я решила, что его вынесло на берег волнами. Но нет… это была чайка, мертвая чайка, и умерла она внезапно, прямо на лету.
