задач по сбору разведывательной информации и саботажу, вполне успешно распространяли слухи. Парадоксален, но тем не менее очевиден тот факт, что часто именно «обнаружение» самими немцами таких агентов (подчас пользовавшихся огромным доверием) заставляло их испытывать неуверенность и вселяло ощущение, что они находятся во враждебном окружении и постоянно подвергаются опасности. Это обстоятельство, по всей видимости, имело далекоидущие последствия. Общеизвестно, что лица с выраженным комплексом неполноценности стараются скрыть чувство неуверенности в себе путем открытого проявления агрессии и демонстрации своего превосходства. Вполне вероятно, что действия партизан вызывали у многих немцев именно такую реакцию. Немецкий солдат, военнослужащий войск СС или чиновник местной администрации стремился компенсировать свой страх открытым проявлением пренебрежения к «неполноценным» славянам. Именно подобным, неверным в психологическом отношении обращением немцы способствовали усилению тенденции отчуждения от себя коренного населения, играя на руку партизанам.
Провокации
При проведении своих операций партизаны нередко пытались выдавать себя за немецких офицеров. В ряде случаев они ставили себе целью обмануть чиновников оккупационных властей (трудная задача) и местных коллаборационистов (что было значительно проще). В других случаях подобный обман был призван углубить пропасть между немцами и местными жителями. Один из беженцев рассказывал о командире небольшого партизанского отряда в Винницкой области, который выдавал себя за немца во время посещения небольших, находящихся на отшибе деревень. Если он сталкивался там с немцами, «он стремился приблизиться на расстояние выстрела до того, как они успевали понять, что происходит. Крупного ущерба он не наносил, но эти эффектные действия вызывали симпатию и восхищение местного населения, вселяя страх в немцев».
На основании рассказов советских беженцев, живших во время войны в районах действий партизан, можно выдвинуть еще одну гипотезу: неизменным результатом нападений партизан на немцев было безжалостное отношение последних не столько к самим партизанам, до которых им часто было трудно добраться, сколько к ни в чем не повинному гражданскому населению. Следствием этого была цепная реакция, в результате которой интересы немцев и основной массы местного населения расходились еще сильнее. Уничтожение немцами целых деревень в отместку за рейды партизан могло лишь заставить жителей соседних деревень переходить на сторону партизан.
До какой степени стремление вызвать такую цепную реакцию являлось сознательной целью атак партизан – трудно определить. Во всяком случае используемые партизанами методы укрепляли позиции наиболее бескомпромиссных элементов в немецкой армии, СС и оккупационной администрации и заставляли идти в действиях против партизан на крайние меры. В свою очередь, провокациями против немцев партизаны завоевывали поддержку местного населения. Даже те, кто поначалу не стремился принимать сторону Советов, и в частности партизан, обычно были вынуждены рассматривать последних в качестве единственных защитников от карательных действий немцев. Хотя на использование крайних мер в действиях против партизан влияли и другие факторы, укреплению подобной тенденции во многом способствовали усилия самих партизан.
Обращение с военнопленными
Партизаны в основном прилагали усилия к уничтожению, а не к привлечению противника на свою сторону, поскольку реально оценивали существовавшее положение. Но по своему характеру их подход ограничивал рамки возможностей психологической войны. Кроме того, глубокое убеждение немцев в том, что действия партизан характеризуются «безжалостностью» и «вероломством», исключало возможность привлечения немцев на сторону партизан.
Но в обращении с пленными поведение партизан непосредственно влияло на реакцию немцев. В немецких донесениях (возможно, преувеличенно) часто подчеркивалось, что партизаны убивают захваченных в плен военнослужащих; в других донесениях приводились примеры того, как пленных пытали и глумились над телами погибших в бою солдат.
Несомненно, расстрелы и жестокое обращение с немецкими солдатами были вызваны отчасти стихийным стремлением отомстить, а отчасти отсутствием строгой дисциплины. Особенно часто это случалось на ранних этапах партизанского движения, когда контроль отсутствовал, поступающих директив было мало, а партизанские отряды не имели ни помещений для содержания и охраны военнопленных, ни возможности переправить их за линию фронта или по воздуху на советскую сторону. Проводимая же Красной армией политика, наоборот, препятствовала огульным расстрелам военнопленных, даже партизанами.
По мере расширения партизанского движения и обретения им ряда черт регулярной армии обращение с пленными улучшилось до такой степени, что партизаны могли получать сведения разведывательного характера и обращаться за поддержкой к попавшим в их руки немцам[208] . В более поздние периоды войны немецкие военнопленные нередко использовались партизанами не только для черной работы, но и для участия в боевых и разведывательных операциях. Однако правильнее, пожалуй, было бы утверждать, что страх перед партизанами до самого конца войны оставался серьезным препятствием для перехода немцев на сторону партизан – неизбежный результат широкого использования партизанами методов запугивания по отношению к немцам.
Выводы
Поскольку партизаны уделяли основное внимание выполнению военных задач и попыткам оказать влияние на местное население, их усилия по ведению психологической войны против немцев сводились лишь к отдельным, проводимым от случая к случаю операциям. Вместе с тем психологическое воздействие на немцев действий партизан, экономического или пропагандистского характера, было довольно впечатляющим.
Главной трудностью ведения психологической войны против немцев было отсутствие непосредственного контакта между партизанами и немцами. Партизаны предпочитали не идти на риск, сопряженный с распространением листовок или плакатов среди немцев. Они, похоже, поняли, что воздействие печатных средств пропаганды на оккупантов окажется незначительным, а путем создания всеобщей атмосферы неуверенности и страха большего эффекта можно будет добиться скорее, чем отдельными, мелкими пропагандистскими операциями. При наличии выбора им было выгоднее убить чиновника немецкой администрации, чем положить ему на стол листовку.
Нет указаний на то, что пренебрежение печатной пропагандой явилось результатом поступавших советских директив. Но скорее всего, это так и было. Отчасти подтверждением этого является тот факт, что Главное политическое управление Красной армии, отдававшее партизанам приказы о распространении всех печатных материалов, никогда не использовало их для распространения изощренных, обращенных именно к войскам немцев, а не к войскам стран оси призывов переходить на свою сторону. Коммунистическая партия, по всей видимости, отнюдь не была озабочена привлечением немцев на свою сторону. Можно предположить, что подобное ограничение стало отражением решения высших советских пропагандистских органов, предпочитавших, чтобы партизаны сосредоточивали свои усилия на проведении операций, для которых они больше подходили. Помимо этого, им не доверяли задач, требовавших четкого взаимодействия и согласованных усилий для достижения главных целей широкомасштабной психологической войны Советского Союза, а также знания языка противника, которым политработники партизан, как правило, не владели.
Существовал и ряд дополнительных объективных факторов, снижавших значимость партизанских призывов к немцам. Их призывы были адресованы в основном к тыловым войскам и гражданским лицам, а не к военнослужащим действующей армии, но даже при этом границы были четко очерчены: в контролируемых партизанами районах не было немцев, а в районах, прочно удерживаемых немцами, о присутствии партизан не было и речи. Поэтому основные усилия прилагались в «нейтральных» зонах, разделявших немцев и партизан, а также в городах, где отдельные налеты могли проводиться с помощью местных антифашистских элементов.
Влияние партизан на моральное состояние и дисциплину немецких войск было просто поразительным, но такой успех, главным образом, объяснялся широким размахом действий партизан и их репутацией жестоких мстителей, а отнюдь не четкими и целенаправленными операциями психологической войны, проводимыми партизанами.
