местных администраций. Часто в таких уведомлениях указывались определенные квоты; в других случаях партизаны объявляли о количестве подлежащей сдаче продукции на митингах, проводившихся в деревнях по случаю «освобождения». Обычно за полученное таким образом продовольствие выдавались расписки. Впоследствии некоторые партизанские отряды стали использовать особые бланки и печати для своих расписок, отчасти с тем, чтобы придать этим сделкам вид законности[280] . Кроме того, подобная упорядоченная процедура ставила себе целью уменьшить количество грабежей недисциплинированными партизанами.
Там, где партизаны создавали некое подобие местной администрации, обычно реквизиционные требования передавались через старост, председателей колхозов или других назначенных чиновников; иногда сбором продовольствия занимались местные «вспомогательные комитеты» (предшественники отрядов самообороны). Существует большое количество сохранившихся указаний, направленных партизанами председателям районных Советов, старостам и руководителям крестьянских хозяйств.
Масштабы проводившихся реквизиций и степень принуждения населения к сдаче продовольствия и другой продукции в различных местах были различны. Если в некоторых районах отбиралась практически вся производимая продукция и жителей вынуждали отдавать ее угрозами и наказаниями, в других местах крестьянам при партизанах жилось лучше, чем при немцах. Хотя многие детали, отражающие различия в местных условиях, отсутствуют, вполне ясно, что партизаны, там, где это было возможно, ограничивались лишь объявлением квот и количества необходимой им продукции, возлагая выполнение своих приказов на назначенных ими чиновников местной администрации.
В ряде случаев партизаны не забирали, а, напротив, распределяли продовольствие среди местного населения; в частности, такие продукты и товары, как соль, табак и текстильные изделия, в небольших количествах бесплатно раздавались или продавались по низким ценам населению. Подобные усилия нельзя отнести к разряду задач администрации; как правило, они являлись мерами пропагандистского характера, предпринимавшимися партизанами с целью произвести благоприятное впечатление на местных жителей; это могло также делаться в чрезвычайных ситуациях, чтобы умиротворить местное население или заставить работать на себя, а также могло служить наградой за «хорошее поведение» после успешного проведения операции, в которой удавалось добыть такую продукцию[281] .
Сбор денег и государственные займы
В прочно контролируемых партизанами районах предпринимались усилия по сбору средств на вооружение армии и проведению подписки на советские государственные займы. Подобная практика «дойки» для населения СССР была намного более привычной, чем это может показаться на первый взгляд. Тем не менее относительный успех проведения партизанами подобных мероприятий явно указывает на использование ими строгих мер контроля и принуждения. Всегда делались попытки изображать пожертвования спонтанным волеизъявлением населения. Сбор пожертвований получал широкое одобрение на проводимых партизанами митингах и считался достижением, которого следовало добиваться повсюду; советская печать по обе стороны фронта широко использовала их, иногда в газетах публиковались сообщения с выражением благодарности за собранные средства с целью продемонстрировать солидарность советской стороны с оккупированными территориями. В сущности, политическое и пропагандистское значение таких операций намного превосходило получаемую от них финансовую выгоду. Не менее важны они были и для создания впечатления о существовании тесной связи между гражданами (и партизанами) и советским режимом.
Уже весной 1942 года появились первые сообщения о том, что несколько сел Ленинградской области послали 3000 пудов продовольствия голодающим жителям Ленинграда – поступок, получивший широкий отклик и отмеченный в редакционной статье одного из мартовских номеров газеты «Правда». Через несколько недель в Ленинградской и Брянской областях начался сбор денег в Государственный фонд обороны. По словам В. Андреева, автора мемуаров о партизанах Брянской области, партийными и комсомольскими организациями, а также партизанами было собрано 2 500 000 рублей на «покупку» бронетанковой колонны для Красной армии. В тот же период ряду сельских Советов в районе, где партизаны Мороговского партизанского отряда вели пропаганду, «была оказана помощь по разъяснению объявленного государственного займа». Результатом этого стали пожертвования на приобретение облигаций государственного займа.
Сельское хозяйство
Судьба колхозов представляла собой наиболее важную и крайне противоречивую проблему[282]. Учитывая прямое отождествление колхозной системы с самой сущностью советского режима – о чем официальная пропаганда твердила на протяжении многих лет – и многочисленные свидетельства враждебного отношения населения к сохранению колхозов, перед ответственными за выработку правильной политики стояла сложная дилемма. Теоретически восстановление советских порядков в контролируемых партизанами районах требовало восстановления колхозов в качестве одной из первых мер. Однако происходивший во время войны процесс приспособления проводимой политики к существовавшим в народе настроениям требовал временного отказа от довоенной советской практики и лозунгов с тем, чтобы заручиться поддержкой населения. В советском тылу колхозы были сохранены; их роспуск в время войны был невозможен по политическим соображениям и экономически невыгоден. Хотя на практике советский контроль ослаб настолько, что потребовал строгих мер по укреплению после войны, официально Москва не могла и, по всей видимости, всерьез не планировала коренного изменения агарных отношений.
Вместе с тем потенциальные возможности использования негативного отношения к колхозам не остались не замеченными советской пропагандой. Ряд предпринятых в этом направлении немецкой пропагандой усилий – довольно слабых и носивших половинчатый характер – имел значительный успех в первые месяцы войны; сообщения о стихийных выступлениях колхозников, последовавших сразу после ухода Красной армии, свидетельствуют о всеобщей попытке добиться отмены колхозов и ввести частную собственность на приусадебные участки, скот, оборудование и инвентарь, а в ряде случаев и частное землевладение. Негативное отношение к колхозам советская пропаганда использовала путем систематического распространения в частях Красной армии слухов о предстоящем после войны роспуске колхозов советским правительством. Такие слухи были слишком широко распространены, чтобы их можно было считать случайными или стихийными.
Партизаны столкнулись точно с такой же дилеммой. В первые месяцы немецкого вторжения особых изменений в отношении партизан к колхозам не наблюдалось: партизаны были слишком слабы, чтобы взять под свой контроль принадлежавшую колхозам землю, и были отрезаны от советского руководства; по всей видимости, и руководству потребовалось время для выработки нужных директив. Нет свидетельств и того, что на более поздних этапах войны, начиная примерно с осени 1943 года и до конца, среди партизан наблюдались отклонения от общепринятого советского отношения к колхозам; в тот период партизаны были уже достаточно сильны, чтобы контролировать занятые ими районы и утверждать свой авторитет, не прибегая к особой и, по мнению советского руководства, крайне опасной тактике. Таким образом, критическим являлся период с октября 1941 года до весны или лета 1943 года.
В Черниговской области обком партии, являвшийся организатором партизанского движения, санкционировал передачу приусадебных участков и крестьянских домов в частное владение. В своих мемуарах руководитель партизанского движения этой области А. Федоров подтверждает тот факт, что райсовет (по указанию обкома) «отдал распоряжение колхозам незамедлительно распределить собственность среди крестьян», хотя, по всей видимости, это указание не касалось недвижимости[283]. В данном случае это, возможно, было сделано для того, чтобы сельскохозяйственные орудия не попали в руки к немцам. О том, что такое решение не могло быть принято без молчаливого одобрения вышестоящего советского руководства, свидетельствует ссылка Федорова на решение обкома и тот факт, что в немецком донесении из прилегающего района говорится, что к декабрю 1941 года партизаны, действуя по указанию высшего советского руководства, роздали все сельскохозяйственные орудия и скот крестьянам.
Свидетельств применения подобной тактики в конце 1941 года нет. В декабре этого года, согласно донесениям из немецкой группы армий «Центр», партизаны «по указаниям из Москвы распределили колхозную землю среди крестьян». Не существует практически никаких документальных подтверждений
