передает Ане привет. Вот сейчас сам скажет…
— Ты там как, девочка? — бодрым голосом сказал царь Давид. А голос был почти неузнаваем. — Ты зачем Нино позвала, а? Не слушаешься совсем. Вот выпустят — и уволю.
Потом бабушка отобрала у него телефон и деловито стала перечислять, что надо сделать прямо сегодня: курицу поставить варить, большую, чтобы бульон был крепкий, курагу залить кипятком, семечки почистить, вымыть и рассыпать на полотенце, чтобы подсохли… Она скоро придет, сама остальное готовить будет.
Потом позвонила дама Маргарита, пожаловалась, что ее к царю Давиду опять не пустили, и никто из врачей ничего ей про его состояние не говорит. Нервно повыспрашивала, что Ане известно, заметно обрадовалась, узнав, что Анина бабушка приехала и добилась разрешения дежурить рядом с царем Давидом, сказала, что Сандро приедет завтра и… и она не знает, что делать. Василий ничего не хочет объяснять матери, вчера вечером взял бутылку вина, закрылся в номере, а утром был похож на настоящего бомжа! Весь мятый, глаза опухли, да еще этот синяк… Она просто не представляет, как будет объяснять мужу всю ситуацию.
— А зачем вам самой объяснять? — наконец не выдержала Аня. — Пусть Василий сам объясняет. Или Давид Васильевич, если захочет… Ведь брата к нему пустят, наверное?
— Наверное, — помолчав, неуверенно сказала дама Маргарита. — Нет, то есть пустят, конечно! Так значит, все-таки есть, что объяснять?
Аня не знала, что на это ответить. Дама Маргарита послушала ее молчание и вдруг беспомощно призналась:
— Анна, я боюсь.
— Бояться уже нечего, — уверенно заговорила Аня, сделав вид, что не понимает, чего боится дама Маргарита. — Совершенно нечего бояться! Врачи говорят, что опасность миновала. Состояние стабильное. И бабушка говорит, что все хорошо. И Давид Васильевич сегодня сам со мной по телефону говорил. Сказал, что уволит, как только выпишется. Значит — уже в норму приходит.
— Сандро с тобой поговорить захочет, наверное, — предупредила дама Маргарита. — Спрашивать будет. Ты ему что расскажешь?
— То же самое, — успокаивающе ответила Аня. — Все, что знаю: бояться не надо, опасность миновала, все будет хорошо.
Пришла бабушка, и Аня рассказала ей и о звонке дамы Маргариты, и о ее страхе — даже не понятно, перед кем: перед царем Давидом или перед мужем? Она подозревает, что виноват во всем Васька, но даже себе боится в этом признаться. И еще больше боится того, что узнает Васькин отец.
— Узнает, если не совсем дурак, — равнодушно заметила бабушка. — А ты не думай обо всем этом. Ты давай мне помогай, да свою работу делай, да вот матери позванивай. Ей тоже сейчас невесело, одной-то в доме.
Аня старалась не думать обо всем этом. Действительно, и работы много, и мама там одна, и бабушка тут одна ничего не успеет… Какое ей, Ане, дело до чужих людей с их проблемами? В которых они же сами и виноваты, между прочим. Особенно Васька. Наверное, и его родители, раз именно они его таким воспитали. Правда, Васькин отец — еще и родной брат царя Давида… Поэтому с ним придется разговаривать. О чем он будет спрашивать? Что ему можно говорить?
В общем, не думать обо всем этом не получалось. Она даже попыталась представить возможные вопросы и отрепетировать подходящие ответы на них. Поймала себя на том, что десятый раз репетирует ответ «Не знаю» — с ее точки зрения, самый подходящий на любой возможный вопрос, — и немножко поплакала от тревоги и беспомощности. Все равно ведь она не знает, какие вопросы будет ей задавать Васькин отец. Родной брат царя Давида. Очень богатый бизнесмен. Все это как-то не складывалось в один образ, все время представлялись три разных человека, и к двум из них она заранее испытывала неприязнь.
На следующий день позвонила дама Маргарита, предупредила, что приехал Александр Васильевич, собирается зайти к ней в течение часа, так что пусть Анна пока никуда не уходит, Александр Васильевич очень хочет с ней поговорить о своем брате, а то Василий даже отцу ничего не рассказывает, и она не знает, что мужу говорить…
Анна опять представила трех разных Александров Васильевичей, и даже не удивилась, когда, открыв дверь, увидела именно три мужские фигуры, почти одинаковые в полумраке лестничной площадки. Включила в прихожей свет, и только тогда поняла, кто из них брат царя Давида. На царя Давида брат вообще-то был мало похож. Он был похож на сына. То есть, сын — на него, конечно. Только Васькин отец был не таким огромным.
— Здравствуйте, — сказала Аня. — Проходите, пожалуйста.
Но первым вошел не Васькин отец, а один из сопровождавших его дядек. Быстро прошел мимо нее, мельком оглядел прихожую, прошел коридор, заглянул на кухню, вошел в холл и стал по очереди открывать все двери, которые вели из холла в разные помещения. Охрана, — наконец догадалась Аня. Васькин отец ведь почти олигарх. Или даже настоящий олигарх. А у них всегда есть охрана. Она вздохнула и повторила:
— Проходите, Александр Васильевич. Не бойтесь, кроме меня здесь никого нет. Бабушка в больнице. Такими темпами ваш сотрудник будет квартиру сутки исследовать. Он же не знает планировки? И про второй этаж не знает? Ну вот. Что ж на пороге стоять…
Александр Васильевич поднял брови, качнул головой — вроде бы, удивленно, — вошел в прихожую и сказал глуховатым бесцветным голосом:
— Добрый день.
— Добрый день, — ответила Аня. — Ну, что же вы остановились? Второй ваш сотрудник ведь тоже должен войти? И дверь надо закрыть. Проходите… куда-нибудь. Вам же квартира знакома?
Александр Васильевич молча кивнул и уверенно направился в сторону кухни. Второй охранник переступил порог, закрыл за собой дверь и остался стоять в прихожей.
— И вы проходите, — сказала Аня. — Или вы здесь должны стоять? Так надо?
— Надо, — подтвердил охранник.
Неразговорчивые все какие. Ну, может быть, это и хорошо. Может быть, разговор не будет слишком длинным.
Александр Васильевич стоял столбом посреди кухни, заложив руки за спину, и смотрел на холодильник. Наверное, голодный.
— Садитесь к столу, — пригласила его Аня. — Вот сюда, а то с той стороны — это место Давида Васильевича. Сейчас я вас покормлю. Вы куриную лапшу будете? Это две минуты… Бульон давно готов, а лапша сварится мгновенно. Хорошая, домашняя, бабушка вчера сама сделала, даже не высохла еще.
— Твоя бабушка действительно собирается за Давида замуж? — не глядя на Аню, тем же бесцветным голосом спросил Александр Васильевич.
— Конечно, не собирается, — ответила Аня. — Кто же выходит замуж в семьдесят лет? То есть… сейчас я уже не знаю. Может быть, передумает. Сейчас ведь Давиду Васильевичу расстраиваться нельзя.
— Нельзя… — с непонятной интонацией эхом повторил за ней Александр Васильевич, оторвал взгляд от холодильника, испытующе глянул на Аню и шагнул к столу. — Где надо сесть? Здесь? И ты сядь. Не надо ничего готовить, я есть не буду.
Они уселись за стол друг напротив друга, и Аня стала ждать следующего вопроса, вспоминая все слова, которые ей говорили врачи о состоянии царя Давида.
— Ты знала, что Давид тебе квартиру завещал?
Вот такого вопроса она никак не ожидала. При чем тут завещание? Царь Давид обязательно поправится, опасности для жизни уже нет, она своими ушами это слышала!
— Давид Васильевич уже выздоравливает! — сердито сказала она. — Какое завещание?! С ума вы все сошли с этим завещанием, что ли? Он обязательно поправится, вот увидите!
Александр Васильевич впервые улыбнулся, и тут же стал похож на царя Давида. Но все равно настойчиво повторил вопрос:
— Так ты знала?
