дай хлеба и… что там у тебя?
— Есть окрошка…
— Давай, давай сюда таратур… — Мухарбий не забыл, что в Болгарии холодный суп называют таратуром.
На небольшом, но раздвинутом столе поставлены всевозможные яства. Гора вареного мяса посередине. Свежий лук будто обрызган росой. Помидоры и огурцы. Сыр-брынза разных сортов — соленый и малосоленый. В тарелках исходит паром только что вынутая из котла кукурузная хаплама. Тут же разложены горские колбасы: из печенки, жирные мясные, вяленые, с ароматами трав. В некоторые колбасы кладут даже измельченную сушеную полынь. Хапламу едят с мясом и с колбасами, а кто хочет, и с сыром. Затем все это запивают бульоном из глубоких узбекских пиал. Но пока до бульона было далеко. Хозяин дома Эсманбет разливает кизлярский коньяк по рюмкам. На столе стоит оплетенная большая бутыль вина, точно такая же, какую он приносил вчера утром Мухарбию. Гости его — это те три незадачливых спутника Мухарбия. Сурхай все время поглаживает свою лысину, Идрис сидит мрачный.
Молодой шофер не расстался еще с армейской гимнастеркой, зовут его Сансизбай. Если судить по имени, он ногаец, но на вид больше смахивает на кумыка. Родом он из Кумли, того самого Кумли, где больше всего бесчинствовали в годы войны оккупанты. За Кумли начинаются песчаные барханы, в которых партизанили Эсманбет и Мухарбий. Воевали за родную землю. Именно в Кумли спас Эсманбет Мухарбия от неминуемого расстрела, и с тех пор они стали друзьями. Посланный в разведку Мухарбий попал в руки немецких дозорных. Его предал тогда некий Бакиев. Да, да, тот самый Бакиев, который впоследствии не избежал суровой кары, как и все полицаи-предатели. Мухарбия пытали, били плетьми, а потом бросили в подвал, где гнилая вода стояла по колено. Рискуя своей жизнью, Эсманбет пробрался в Кумли и у старосты вызнал, где заперли Мухарбия. Сняв без шума — а это умел делать Эсманбет — двух часовых, вывел он пленника на свободу, и тогда поклялся Мухарбий быть ему до конца жизни верным другом. Каждый раз в День Победы Эсманбет надевает свои ордена и медали. Ему есть чем гордиться, как-никак прошел от ногайских стеней до Австрии. Там его тяжело ранило, и он до самой победной весны проскитался по госпиталям. Когда он возвращался в Терекли-Мектеб, аульчане устроили ему пышные почести. Два километра дороги застлали коврами, и он прошествовал по этому пути народной признательности. С тех пор всегда выдвигали Эсманбета, рекомендовали на разные должности. Он был и председателем колхоза, и секретарем райкома, и старшим чабаном. В душе он считает, правда, что в последнее время его немного обижают, недооценивают, но жить можно. Старые заслуги как щитом охраняли Эсманбета от всех неурядиц жизни. Вот почему то, что вчера произошло на бюро райкома, свалилось на Эсманбета как снег на голову.
Сейчас временно — вот уже два года — Эсманбет относится к разряду нетрудоспособных людей. Врачи рекомендовали Эсманбету больше находиться на воздухе, среди природы, тогда-то он и занялся охотой и рыболовством. За рыбой ему приходится ездить далеко, но мало ли у него знакомых шоферов. Вот и сейчас он не случайно зазвал к себе Сансизбая, а для приличия пригласил и его начальника Сурхая. Не откуда-нибудь эти люди, а прямо из Махачкалы. Сурхай работает в управлении треста столовых и ресторанов, Идрис тоже не последний человек в горпищеторге. Словом, желудки у них не пустуют, что и видно по их розовым лицам.
— Друзья мои, выкиньте из головы все дурное, подумаем за едой о добром и начнем с тоста за ваше здоровье.
— Да не настанет день, когда тебя не будет с нами!
— Да не иссякнет добро в твоем доме, Эсманбет!
— Будьте здоровы!
На столе было наставлено всего на десятерых, хотя друзья сидели вчетвером. Неопытный еще в житейских вопросах, Сансизбай спросил, не сайгачье ли это мясо, чем немало смутил хозяина. Эсманбету стало не по себе. Ему показалось, будто вчерашний разговор на бюро уже разнесся по округе и о нем знают даже дети. Он повернулся к шоферу, вытер салфеткой губы и руки, больно схватил парня за ухо и сказал:
— Ешь! Это же ягненок, пора разбираться в мясе. А сайгак будет хорош через три месяца.
В это время дверь распахнулась и вошел Уразбай.
— О, да будет приятным твой приход, Уразбай! Как ты кстати. Жена моя приготовила такую хапламу, просто грех не поделиться ею с добрым человеком.
— Мир и радость этому дому, а запах-то, запах какой! Здравствуйте, — сказал Уразбай, протягивая руку незнакомым людям. — Рад приветствовать твоих гостей, Эсманбет.
— Спасибо, Уразбай, спасибо. Учуял ты запах?
— Из тысячи запахов сумею я различить запах мяса ягненка. И для моих зубов оно лучше, Эсманбет. Если, конечно, хорошо проварила твоя жена. Как ее здоровье? Я ее встретил сейчас, но у женщины не принято спрашивать о здоровье.
— Живет, не жалуется.
— Пусть живет. Пусть все живое живет. А гости откуда будут?
— Из Махачкалы.
— Из столицы, значит. Далекий путь, очень далекий.
— Не пешком же…
— Кто теперь ходит пешком? Машин развелось больше, чем ишаков. Забастуют ишаки, помяните мои слова. Бисмиллах… — И Уразбай засучил рукава рубашки, потер руки, предвкушая удовольствие.
— Ешь, ешь, Уразбай!
— А какое дело привело вас сюда, так далеко от столицы? — спросил Уразбай, все оглядывая гостей.
— Просто так, не было никакого дела.
— Разве так бывает, чтобы без дела да в ногайские степи?
— Решили проведать нашего Эсманбета.
— Так бы и сказали. Это хорошо, когда кунак кунака не забывает и за сотни километров.
— Коньяк или вино будешь пить?
— Ничего. Разве можно такой вкус портить напитками! Кружка холодной воды — вот мое питье.
— Чтоб твой дом обновился! А воды у нас хватит. Эй, жена, кружку воды со льдом из холодильника для почтенного Уразбая!
Хозяйка дома стала между тем разносить в глубоких пиалах бульон, не забывая каждого гостя предупредить, что бульон горячий и надо быть осторожным. Гости Эсманбета уже так напились и наелись, что для них теперь, как говорится, никакой ветер не страшен.
— Ну что же, спасибо хозяину и хозяйке. Говорят, после угощения гость смотрит на дверь… — первым поднялся из-за стола Сурхай.
— Спасибо и вам, что проведали нас! — пожимая руки, говорил Эсманбет. — А ты, Идрис, дорогу в мой дом теперь знаешь, буду рад видеть тебя.
— Благодарю, Эсманбет.
— Сансизбай с машиной останется здесь.
— Лучше, если б он довез нас хотя бы до Кизляра.
— Можно и так.
— Ну что же, Эсманбет, договорились, в сентябре будет товар?
— Хорошо, хорошо… — неохотно подтвердил Эсманбет.
— Не меньше полсотни. А за нами дело не станет.
— Да, да, конечно, понятно… — торопливо, будто боясь, что гости во хмелю наболтают лишнего, проговорил Эсманбет.
«Значит, не без дела эти гости притащились издалека. Что же это за товар, которого не меньше
