есть чувство собственного достоинства (несмотря на то что он являлся жертвой честолюбия, и Паскуино назвал его «кардиналом от юбки», непристойно обыграв его имя. Впоследствии кардинал Фарнезе стал папой Павлом III).
Несколькими днями ранее кардинал Фарнезе написал папе, что будет всегда служить ему «там, где это будет возможно». А теперь пусть папа узнает через Адриану Мила, что кардинал Фарнезе готов на многое, но только не на это. «Вашей репутации будет нанесен урон, если вы решитесь на столь серьезный шаг, как разрыв отношений с Орсино, учинив такого рода скандал, да еще публично». В тот же день Франческо Гасет, по приказу хозяина неотступно следовавший за Джулией, написал следующее: кардинал, ради того чтобы услужить его святейшеству, не будет возражать против оскорбления Орсино, но не готов к тому, чтобы его семейство оказалось втянутым в скандал и подверглось позору. Не будет ли лучше, писал Гасет, пригласить мужа Джулии в Рим, чтобы позаботиться об Орсини, чем вынуждать его к началу боевых действий? Проще поступить именно так, поскольку тогда Орсини превратятся в послушное орудие папы. Таким образом, отодвинув Орсино в сторону, будет проще разобраться с женщинами. Но, черт возьми, его святейшество должен действовать быстро.
Между тем Александр VI послал архидьякона, возможно Пьетро де Солиса, к Орсино с лаконичным требованием отправить жену в Рим. Архидьякона задержали по прибытии в Каподимонте и отправили обратно в Рим, куда 19 октября он прибыл в сопровождении Наваррико, одного из сторонников Борджиа, доставившего папе письма от Адрианы, Франческо Гасета и Джулии. Эти письма однозначно дают понять, что кардинал решил защищать семью от нравственной гибели и не намерен позволять сестре без разрешения мужа отправиться в Рим. Адриана явно расстроена; она не видит никакого выхода из создавшейся ситуации. Джулия, раздраженная борьбой за ее обладание, капризничает. Возможно, ее волновала и приводила в восхищение горячность мужа, посмевшего оказать сопротивление могущественному врагу, несмотря на то что Орсино был предан матерью, женой, родственниками и даже собственным советником. Если Джулия действительно была доброй и чувствительной женщиной, то она могла решить, что скорее обязана отдать свою красоту человеку, проявившему храбрость, чем тому, кто злоупотребил своей властью. Возможно и то, что Джулия, отстаивая собственную позицию, подняла не- большой бунт, что случается с каждой женщиной по крайней мере раз в жизни. Во всяком случае, она заявила папе, что не собирается уезжать из Каподимонте без разрешения Орсино.
Читая между строк письма, полученные 19 и 20 октября, папа понимает, что его противники заключили союз, чтобы не дать осуществиться его желанию увидеть Джулию, которое постепенно переросло в сжигающую страсть. Он обязан бороться. Схватив одно из писем, лежащих на столе, и, оторвав обращение в начале письма, он пишет ответ, обращаясь к Джулии: «Неблагодарная и коварная Джулия. Наваррико привез нам письмо от тебя, в котором ты объявляешь о своем решении не приезжать сюда без согласия Орсино. Хотя мы и решили, что душа у тебя и у того, кто направляет тебя, недобрая, мы не можем поверить, что ты поступишь так вероломно и неблагодарно, хотя неоднократно клялась, что будешь безоговорочно нам подчиняться и не приблизишься к Орсино. А теперь ты хочешь поступить наперекор и, рискуя жизнью, отправиться в Бассанелло только для того, чтобы отдаться этому жеребцу. Мы надеемся, что ты и неблагодарная Адриана осознаете ваше заблуждение и раскаетесь. Настоящим под угрозой отречения и вечного проклятия мы запрещаем тебе покидать Каподимонте или Марту и тем более отправляться в Бассанелло».
Видя всю бессмысленность обращений и приказов, Александр VI вынужден прибегнуть к решительным мерам. Но это письмо представляет особый интерес для историка, поскольку является косвенным свидетельством близости между Джулией и ее мужем, результатом которой, по всей видимости, явился ребенок. Поскольку единственным родившимся в браке ребенком была маленькая Лаура, считавшаяся ребенком Александра VI, мы вправе предположить, что у Джулии был еще один ребенок, мертворожденный или умерший вскоре после рождения, или что Лаура была дочерью Орсини. В этом случае Джулия, должно быть, выдала Лауру за дочь папы в надежде обеспечить ей более удачное замужество.
Следующее письмо папа адресовал Адриане, причем еще более жесткое и грубое, чем то, что получила ее невестка. «У тебя злонамеренная и недобрая душа», – написал папа и далее выразил надежду, что она приползет за покаянием под страхом отлучения от церкви. В третьем письме, адресованном кардиналу Фарнезе, папа официально заявил, что кардинал, по всей видимости, слишком быстро забыл о полученных милостях, и приказал запретить Джулии поездку в Бассанелло. Самым длинным из всех писем было послание Франческо Гасету, которое никогда не публиковалось. Папа написал на собственном специфическом языке – некоей смеси латинского, итальянского и испанского языков. Он выражал недовольство каждым, начиная с самого Гасета, затем перейдя на Адриану, которая после многочисленных обещаний «tota si es voltada», «declarant nos expressament que ella non vuol menar aci a Giulia contro la voluntat de Ursino»{2}. Как она могла предпочесть эту обезьяну нам? Но скоро они увидят, с кем имеют дело. Папа сообщил Гасету, что прочел письмо из Бассанелло от Фра Тезео Серипандо Джулии (этим объясняется, почему письмо было обнаружено в архивах Ватикана), которое дало выход накопившейся злости. Если Джулия и мадонна Адриана изволят выбрать Орсино, они будут отлучены от церкви, как, впрочем, и сам Орсино, и кузен Джулии, Ренуччио Фарнезе. Дав выход своей ярости, Борджиа приказал Гасету немедленно сообщить ему о решении, принятом женщинами. Да, Джулия
Между тем причина всех этих волнений оставалась в замке в Каподимонте, стоявшем на высоком берегу озера Больсена. Поначалу она очень расстроилась, но, поскольку была женщиной здравомыслящей, скоро утешилась. Стоило ей перестать ощущать себя предметом мужских желаний и вернуться к повседневной жизни, как она легко примирилась с внезапным и резким окончанием романа с мужем. В этом ей, вероятно, помог и безвольный Орсини. Если бы он отважился бросить вызов папе, отправился в Каподимонте с командой наемников и приказал семейству Фарнезе по имеющемуся у него праву отдать жену, они бы не могли отказать ему в этом. Но такая мысль никогда не приходила ему в голову. Он, должно быть, вскоре устал от собственного бунта, и архидьякон, которого Александр VI вновь направил в Бассанелло, был приветливо встречен в замке. После продолжительной беседы архидьякон вернулся в Рим к папе с посланием от Орсино, в котором говорилось: «Архидьякон, податель этого письма, передал мне послание Вашего Святейшества и еще кое-что на словах от Вас. Я хорошо понял смысл, заключенный в вашем вопросе». В этом коротком послании трусу, потерявшему самообладание, предлагалось капитулировать… а в остальном папа советовал архидьякону действовать, исходя «исключительно из принципа доброй воли». Это означало (или предвещало) капитуляцию, и в следующем месяце Джулия и Адриана отправились в Рим. Орсино даже попытался извлечь выгоду из создавшегося положения, начисто забыв о собственном заявлении, что скорее предпочтет потерять все имущество, чем вынесет оскорбление. 28 ноября он попросил у папы солидную сумму денег, чтобы заплатить войскам, сказав, что они отказываются двигаться походным маршем до тех пор, пока им не выплатят жалованье. В этот момент войска Орсини столкнулись с серьезными трудностями, и появились признаки будущей страшной измены Орсини.
Теперь женщины могли свободно отправиться в Рим, и софизмы Джулии исчезли так же легко, как упорство Орсино. В конце ноября женщины все еще оставались в Каподимонте, но информатор прояснил ситуацию, объяснив, что они остаются там «в распоряжении… легата Его Высокопреосвященства» и просто были задержаны до прибытия мессира Аничино, доверенного лица Борджиа, который должен сопровождать их «туда, куда они желают отправиться», – иными словами, в Рим. А тем временем у Лукреции продолжалась спокойная провинциальная жизнь в Пезаро.
В это самое время Италия начала испытывать на себе весь ужас чужеземного вторжения. Король Франции наступал во главе хорошо обученной армии, готовой сражаться в сложных климатических условиях и стремящейся к завоеваниям. Франция в целом не стремилась к войне, но даже очаровательной королеве Анне Бретонской не удалось отвлечь короля от стоявшей перед ним цели. Карл VIII был маленького роста, и итальянцы тут же присвоили ему прозвище
