и просто ждал благоприятной ситуации для побега. Такая возможность подвернулась в Веллетри, где с помощью нескольких аристократов Чезаре удалось ускользнуть от французского короля. Минуя Рим, он направился в Сполето, где и стал дожидаться дальнейших событий. Француз выразил гневный протест в адрес Ватикана. «Кардинал повел себя плохо, чрезвычайно плохо», – выслушав все, заявил, укоризненно покачивая головой, Александр VI. Когда же французы открыли сундуки, принадлежавшие Чезаре, то обнаружили в них камни. Оказавшись в глупом положении по вине двадцатилетнего кардинала, Карл VIII болезненно отреагировал на столь грубую шутку. Если бы не епископ Джулиано делла Ровере, которому удалось успокоить Карла, французская армия из одного только примитивного желания нанести ответный удар с огромной готовностью разграбила бы Веллетри. Французы, не встречая никакого сопротивления, двинулись дальше. Серьезное сопротивление оказала только крепость Монте-Сан-Джованни, обитатели которой предприняли неудачную попытку противостоять французам и были безжалостно уничтожены. Объятая ужасом Капуя распахнула ворота, итрусливый король Феррандино, видя всю бессмысленность сопротивления, сбежал на Искью. С трудом веря в свалившуюся удачу, французские солдаты вступили в Неаполь.
А в то время как они, расположившись в тени Везувия, предавались сибаритству, папа энергично готовился нанести ответный удар. Он сформировал грандиозный альянс, в который вошли Людовико Моро, Венеция, которая предвидела угрозу французского господства в Италии, король Испании и император Максимилиан, предвидевшие одну и ту же опасность. О создании союза между этими силами было объявлено 12 апреля 1495 года, и ситуация сразу же стала стремительно меняться.
Карл VIII приказал немедленно отступать к Альпам и двинулся маршем на север, оставив в Неаполе французский гарнизон. Папа торжествовал. Однако, совершая обходной маневр, он все-таки потерпел неудачу, и у реки Таро, вблизи Форново, произошло знаменитое сражение, относительно которого историки и по сей день расходятся во мнениях. Командующие противостоящих сторон, король Франции и маркиз Мантуанский Франческо Гонзага, проявили невероятную храбрость, но ни один не добился решающей победы. Карл ухитрился отступить, оставив большую часть пленников и трофеев, захваченных в Италии, в руках врага. Битва при Форново произошла 6 июля 1495 года. Карл VIII задержался в Асти, чтобы привести в порядок оставшуюся часть армии, и вскоре повторно пересек Альпы, возвращаясь во Францию. Его итальянская кампания заняла меньше года.
Александр VI решил не оставаться в Риме, дожидаясь возвращения отступающего короля. Он благоразумно покинул город и отправился в Перуджу, где был радостно встречен Лукрецией. После того как французы отступили за Альпы, папа вернулся в Ватикан, а Лукреция – в Санта-Мария-ин-Портико, где воссоединилась с Джованни Сфорца, который, похоже, организовал ей достойную встречу. Лукреция устроила несколько блестящих приемов. В числе гостей были четверо вновь избранных кардиналов, а также веселый и галантный ломбардец Франческо Гонзага, победитель битвы при Форново, которого чествова-ли всюду, где бы он ни появлялся. Лукреция наслаждалась, слушая остроумные рассказы маркиза, но ей даже не приходило в голову, что этому высокому, энергичному мужчине, рыжебородому, с характерными чертами лица, впоследствии предназначено сыграть важную роль в ее жизни.
В марте Джованни Сфорца на месяц уехал из Рима, и связанные с ним темные, таинственные слухи дошли до Ватикана. «Вероятно, тиран Пезаро находит что-то такое в своем доме, о чем остальные даже не подозревают», – написал 28 апреля 1496 года Дж. Карло Скалона, информатор из Мантуи, а в сообщении от 2 мая добавляет, что Сфорца уехал «в отчаянии, оставив жену под папской мантией», объявив, что никогда не вернется в Рим. Джованни Сфорца остался в Пезаро, несмотря на то что папа всячески пытался соблазнить его вернуться: обещал высокие посты, неумеренно льстил и выказывал дружеское расположение. Тем временем на смену лету пришла осень, а затем наступила зима.
Лукреция, вероятно, была опечалена этими событиями, но, судя по всему, не слишком долго предавалась унынию, особенно когда в Рим по приказу папы прибыли ее младший брат Джофре с женой Санчей. Лукреции было всего шестнадцать лет, и, как свойственно девушкам ее возраста, жизнерадостность вскоре взяла свое.
Поначалу Лукреции было не по себе в присутствии Санчи. У нее не хватало жизненного опыта, и прежде всего опыта придворной жизни; это отмечалась всеми. «Это [то есть приезд Санчи] положило начало ревности со стороны дочери [папы]», и «графиня де Пезаро весьма недовольна», сообщают нам информаторы, злобно добавляя, что, по всей видимости, Лукреция опасалась конкуренции. Нам несложно представить, с какой тщательностью Лукреция выбирала себе наряд утром 20 мая, в день встречи с невесткой. Столь же тщательно, до деталей, она выбрала свиту, которая состояла из двенадцати девушек в изумительной красоты нарядах, двух пажей в роскошных накидках и слуг в одеждах из золотой и красной парчи. Встреча кортежей в то майское утро представляла великолепное зрелище; к тому же впечатление усиливалось благодаря присутствию семьи кардинала, дворцовой стражи, итальянских и иностранных послов. Принцесса, в королевскую свиту которой входили шесть шутов, прибыла в десять часов утра. Одетая в платье, обычное для жительниц городов юга Италии, – черное с широкими рукавами, она ехала на верховой лошади, покрытой черной попоной из чередующихся полос бархата и атласа. Попона, покрывавшая лошадь Лукреции, была из черного атласа. Сблизившись, молодые женщины торжественно обнялись, после чего кортеж перестроился. Впереди ехал Джофре с обычным для него выражением снисходительного высокомерия, которое тут же сменялось сладострастием, стоило ему остановить свой взгляд на жене. У него были длинные, тщательно расчесанные волосы светло-медного оттенка и бронзового цвета благодаря горячему южному солнцу кожа. Санча ехала между Лукрецией и испанским послом. Она бросала вокруг любопытные взгляды, и ее лицо становилось все оживленнее. Те, кто с готовностью принял на веру легенду о «самом очаровательном создании», возможно, почувствовали разочарование. По словам летописца, «точно так может выглядеть и вести себя овца, готовая отдаться желаниям волка», а что касаемо фрейлин Санчи, Лоузеллы, Бернардины и Франчески, то, добавляет летописец, «они достойны своей госпожи, и люди открыто говорят, что они стоят друг друга».
Александр VI ожидал кортеж с нетерпением юноши, мечтающего о встрече с очаровательной женщиной. Стоя у открытого окна, он внимательно разглядывал площадь и, едва завидев появившейся кортеж, занял подобающее ему место среди кардиналов. Пролетело всего несколько минут, и в соседнем зале послышались звуки шагов, шелест шелка и женские голоса, а затем в зал смело вошла Санча – она была дочерью и сестрой короля и ничего не боялась. Они с мужем преклонили колени, и Санча склонила свою темную головку, чтобы поцеловать ступню папы. Затем каждый занял предназначенное ему место: Джофре рядом с братом Чезаре, а Лукреция и Санча – на красных бархатных подушечках на ступеньках у ног понтифика. Сидя на троне, папа видел по одну сторону от себя белокурую головку Лукреции, а по другую – темноволосую Санчи и испытывал невыразимое удовлетворение (красота молодых женщин еще больше усиливала это чувство) от того уважения и почтительности, которыми они его окружали. Кроме того, являясь их господином и повелителем, он чувствовал себя в своей стихии и, демонстрируя умение вести остроумную беседу, вызывал их смех.
При папском дворе Санче была предоставлена, но не столь очевидно, как Лукреции, неограниченная власть. Звание и происхождение делали ее положение выше, чем просто фаворитки, но все-таки ниже, чем невестки в обычном понимании этого слова. Тем не менее она использовала свое непростое положение лучше, чем кто-либо другой, и никогда не выказывала явной ненависти или недоброжелательности в отношении мужа, маленького принца; наоборот, она защищала его, баловала и даже излишне осыпала знаками внимания. Она его, конечно, не любила, поскольку относилась к тем женщинам, которые способны любить только тех, кто сильнее и могущественнее их. С течением времени она осознала, что единственным человеком, в избытке обладающим требующимися ей качествами, является ее деверь, кардинал Чезаре Борджиа. Санча целиком отдалась любовному роману, как если бы это была вендетта. С первого дня появления в Риме Санча внесла тревожную ноту, явно демонстрируя текущую в ней арагонскую кровь.
На Троицу, 22 мая, папа, кардиналы и все женщины семейства Борджиа во главе с Лукрецией и Санчей присутствовали на мессе в соборе Святого Петра. Испанский прелат, отправлявший службу, чувствовал, вероятно, огромную ответственность, произнося проповедь перед самыми знаменитыми прихожанами католического мира. В то время как он занимался медленным отрыванием лепестков от своей теологической розы, женщины почувствовали утомление, и вся паства, включая папу, ощутила такую скуку и раздражение, что, несмотря на уважение к святому месту, не могла более продолжать слушать ни секунды. Неожиданное движение всколыхнуло атмосферу скуки: Санча и Лукреция в одеждах, которые не
