больших, смеющихся глаз Санчи Арагонской, единственной женщины, которая могла оказать поддержку и подбодрить недобросовестного завоевателя. Неясно, что на самом деле произошло между родственниками. Возможно, Санче надоел кардинал Валенсийский в качестве повелителя и господина или ее побудила любовь играть с огнем, а может, она посчитала это хорошей местью своему свекру. Какими бы ни были ее мотивы, она, похоже, откликнулась на заигрывания Хуана. Между тем папа был настолько ослеплен любовью к сыну, что даже не сделал попытки обвинить его в недавнем поражении; сына, безусловно, постигла неудача, но он вскоре исправит положение.
Чезаре, надеявшийся, что после позорной кампании отец несколько охладеет к Хуану, вскоре понял, что сильно заблуждался. По правде говоря, Чезаре стал чувствовать больше, чем прежде, любви и благодарности со стороны отца, но Хуан остался «любимым», тем, кто, предположительно, в будущем покроет военнойславой имя Борджиа. Итак, в 1497 году в папском окружении назревали трагические события.
С мая по декабрь 1496 года папа предпринимал неоднократные попытки вернуть Джованни Сфорца в Санта-Мария-ин-Портико. Несмотря на неудачу, он по-прежнему считал, поскольку оплачивал его содержание, что Сфорца работает на него. В ноябре 1496 года папа приказывает Сфорца объединить его войска с армией герцога Гандийского, чтобы выступить против Орсини. Джованни Сфорца прибег к испытанному способу: собрал несколько солдат, но, вместо того чтобы отправить их из Пезаро, направил к папе канцлера Джеромино с объяснением причины своего бездействия. Александр VI подыграл зятю и в письме от 30 декабря 1496 года признал его объяснения, оправдания и выказал свое полное доверие. Это письмо служит явным свидетельством того, что папа был сильно озабочен тем, чтобы вернуть зятя в Рим, и, очевидно, надеялся обезоружить его доброжелательным отношением. Когда выдался подходящий момент, а именно 5 января 1497 года, папа отправил Джованни Сфорца короткое письмо с требованием прибыть в Рим в течение пяти дней. Джованни, как он написал герцогу Урбинскому 15 января, оказался в трудном положении и опасался, что «вызовет сильное негодование Его Блаженства». В конце концов он все-таки отправился в Рим.
Папа и братья Борджиа превзошли себя «в демонстрации нежных чувств и сердечности», чтобы добиться возвращения Джованни Сфорца в Рим. По словам одного из очевидцев, теперь Лукреция была «очень счастлива и сходила по нему с ума». Я уверена, что выражение «сходила с ума» несколько преувеличено, но она, должно быть, вела себя как «в высшей степени достойная дама»; во всяком случае, так описывали ее относящиеся наиболее предвзято к семейству Борджиа современники. Вероятно, ее обрадовало возвращение мужа, благодаря которому восстанавливалось положение, принадлежащее ей по праву; на приемах и во время различных церемоний ее муж занимал почти такое же высокое положение, как Хуан и Чезаре. Присутствие Джованни Сфорца было отмечено на папских церемониях, как, например, обряд очищения (2 февраля). Он также участвовал в церемониальном кортеже, организованном в связи с официальным приемом Гонзальве де Кордова. Джованни был среди тех, кто 22 марта следом за герцогом Гандийским принимал благословенную пальмовую ветвь на ступенях папского престола. Мирная обстановка, если Джованни не зевал и смотрел в оба, должна была дать ему пищу для размышлений; а он имел причины для того, чтобы внимательно присматриваться ко всем изменениям в политической ситуации. Папа не мог простить Сфорца союза с французами, и они определенно теряли влияние в Риме. Хотя кардинал Асканио вел открытую борьбу, лично пытался умиротворить папу и даже временами, занимаясь самообманом, полагал, что вернул свое прежнее положение вице-папы, становилось все более очевидно, что интересы Борджиа и Сфорца лежат в диаметрально противоположных плоскостях.
Утром в Страстную пятницу граф де Пезаро, поднявшись на рассвете, пришел к жене. Он коротко объяснил Лукреции, что собирается отправиться на исповедь в церковь Святого Крисостомо в Трастевере или в Святого Онуфрия, а затем в честь праздничного дня совершит паломничество в семь церквей в округе. Однако вместо этого он в сопровождении небольшого эскорта покидает Рим. Перевалив Апеннины, он мчится домой, в Пезаро. Джованни пребывает в состоянии ужаса и, по его собственным словам, «измучен быстрой ездой». Короче, он сбежал. Моментально распространились слухи об отравлении; якобы яд был в некоторых подарках, полученных Джованни. Подтверждения этим слухам мы находим в летописях Пезаро, в которых и Бернардо Мональди, и Пьетро Марцетта намекают на то, что Борджиа планировал избавиться от Джованни Сфорца. Мональди, цитируемый всеми биографами Лукреции, рассказывает историю о том, как некий Джикомо, слуга Джованни Сфорца, по приказу Лукреции спрятался за креслом в ее комнате и слышал разговор между Лукрецией и Чезаре, который не оставлял сомнения в том, что Борджиа намеревались убить Джованни Сфорца. После ухода Чезаре Лукреция наказала слуге доложить об услышанном разговоре своему господину. Безусловно, рассказ кажется излишне показным, неестественным, но это не повод, чтобы списывать его со счетов: чего только не происходило в истории человечества. Однако есть одна странность. Лукреция видела мужа в течение всего дня, а он зашел к ней только перед самым отъездом; так по какой же причине она воспользовалась столь сложным способом, чтобы предупредить его о грозящей опасности? Храбрость не входила в число достоинств графа де Пезаро, и на него следовало надавить, чтобы он сбежал из Рима. Рассказ другого летописца не столь драматичен. По его словам, папа обдумывал два варианта: или разлучить Джованни с женой, или убить его, но, «предупрежденный женой, граф ускакал в Пезаро». Важно отметить совпадения свидетельств этих летописцев в том, что Джованни узнал о заговоре Борджиа от Лукреции, а это показывает, что оба летописца, изучившие доказательства и сделавшие записи через несколько лет после описываемых событий, пришли к убеждению, что Лукреция была невиновна и даже приняла сторону мужа. «Что касается подозрений в отравлении, то я не вижу никаких оснований считать их правдивыми», – спустя несколько дней после бегства графа писал один из заслуживающих доверия информаторов, архидьякон Дж. Лусидо Катанеи. Это событие всколыхнуло весь римский двор; создавалось впечатление, что теперь последует ряд непредвиденных событий. Наблюдатели следили за атакующими маневрами папы и оборонительными – графа, и самые компетентные из них были убеждены, что Джованни Сфорца никогда не вернется в Рим. Но если мы оставим в стороне вопрос с отравлением, то, спрашивается, с чем тогда связан внезапный отъезд графа?
В Великую субботу секретари Сфорца, оставшиеся в Риме, нанесли официальный визит миланскому послу Стефано Таверно и сообщили ему об отъезде своего господина, который они объяснили его «недовольством» в отношении тестя. В тот же день, делая отчет о состоявшем разговоре для графа Миланского, Таверно пишет, что у него создалось впечатление, что нечто более серьезное лежит в основе этих объяснений, что-то связанное «с отсутствием скромности у его жены», которое привело графа де Пезаро в «состояние серьезного недовольства…». На этом сообщение заканчивается. Уже после отъезда графа Лукреция получила его письмо, в котором он решительно настаивал на том, чтобы жена воссоединилась с ним в Пезаро во время Пасхальной недели.
В Пезаро Джованни Сфорца почувствовал тоску и одиночество в собственном дворце, который маленькая графиня оживляла своим присутствием всего лишь в течение двух лет. Он ждал ее, поскольку ему хотелось верить, что она приедет в Пезаро. Когда Людовико Моро обратился к нему с просьбой дать объяснения своему бегству из Рима, Джованни ответил, что отправит послание с секретным курьером, но не раньше, чем получит ответ из Рима, – подразумевался ответ от Лукреции. Он на самом деле был выведен из равновесия, если мог поверить в такое неправдоподобное событие, как приезд Лукреции, поскольку папа ни за что не позволил бы дочери последовать за мужем, оставив его, оскорбленного в лучших чувствах, в одиночестве в Ватикане. Вместо Лукреции в Пезаро 1 апреля прибыл мессир Лелио Каподиферро, доставивший четкий и обдуманный папский приказ, датированный 30 марта: «Ваша мудрость может подсказать Вам, как глубоко ранил нас Ваш неожиданный отъезд из города… По нашему мнению, такой поступок ничем не загладить. Мы взываем к Вашим лучшим чувствам, и если Вы хотите сохранить свою честь, то должны быть готовы немедленно вернуться». Сфорца, находясь на расстоянии, ощущал себя в безопасности и резко ответил, что жена должна быть отправлена к нему. Папа объяснил, что Джованни никогда не увидит жену, если откажется вернуться в Рим, и предупредил, чтобы зять даже не пытался сопротивляться приказу.
В полной уверенности, что герцог Миланский и кардинал Сфорца окажут ему поддержку, граф де Пезаро, отправив им письма, написал ответ Александру VI. Джованни Сфорца не осознавал того факта, что политические интриги вынудят его родственников действовать несправедливо по отношению к нему. Сложившаяся ситуация ставит Сфорца в трудное положение, и он отделывается устными заверениями,
