Сфорца упорно стоял на своем, заявляя, что ничто не заставит его подписать заявление, содержащее кошмарную фразу: «quod non cognoverim Lucretiam»{6} Он столь упорно настаивал на своем, что миланский посол Стефано Таверно из уважения к чувствам понтифика не позволил зачитать письма Джованни в Ватикане. Папа, писал Таверно, настоятельно требует развода и хочет доказать, что его дочь осталась «virgo intacta» (девственницей) с графом де Пезаро, «а если это будет признано, то он сможет отдать свою дочь за другого». В конце концов после переговоров, длившихся в течение долгих месяцев, Людовико Моро предупредил Джованни, что если тот не согласится выполнить волю папы, то он лишит его своей поддержки. Это бы означало крах, и у Джованни не хватает мужества, чтобы и дальше настаивать на своем. Вконец измученный, он капитулирует.
Ученые богословы собрались на заседание 18 ноября 1497 года во дворце Пезаро. Когда все расселись, в зале появился граф и, по всей видимости, повторил фразу, написанную им Людовико Моро: «Я не осмелюсь противоречить Его Святейшеству, если он желает настаивать на собственной правоте. Пусть делает что хочет». Хотя это и вызывает у него внутренний протест, Джованни ставит подпись в присутствии свидетелей. Отправленный Асканио Сфорца документ содержал крайне необходимую фразу, свидетельствующую об отсутствии супружеских отношений в браке, что давало кардиналу возможность предпринимать все необходимые шаги для признания брака недействительным. Теперь, после вынужденного отступления во всех письмах к герцогу Миланскому, Джованни не уставал повторять просто для собственного успокоения, что только потому подписал заявление, что против него действовала более мощная сила. В Риме кардинал Алессандрино, кардинал из Санта-Прасседе и мессир Феллино Сандио внимательно изучали безукоризненные формулировки, прикрывавшие грехи и обман.
Лукреция, в то время как ее личность являлась предметом столь многочисленных дискуссий и в Италии увеличивалось число претендентов на ее руку, пребывала в полном спокойствии.
Известие о смерти Хуана застало ее в монастыре Сан Систо, и, обладая пылкими чувствами, присущими их семейству, она была убита горем.
Лукреция всегда пребывала в уверенности: что бы ни случилось, она сможет рассчитывать на своего элегантного и блестящего брата. После бегства графа де Пезаро Хуан собирался забрать ее в Испанию, для Борджиа всегда бывшей царством грез, но его страшная смерть положила конец всему, а то, что папа далеко и не мог разделить с нею горе, делало все еще ужаснее. Она погрузилась в мрачные мысли, и, учитывая ее возраст, едва ли удивительно, что она ухватилась за первую соломинку, только бы отвлечься. Соломинка оказалась не той, которая была нужна, видно, так было угодно судьбе.
Папа лично отбирал посыльных, по большей части испанцев, курсирующих между Ватиканом и Лукрецией. Один из них, Педро Кальдес, более известный как Перотто, появлялся чаще других. Его ежедневное присутствие пробудило в Лукреции доверительные, дружеские чувства, которые постепенно переросли в привязанность, а затем и в страсть. По отрывочным, но единодушным свидетельствам современников, Педро и Лукреция влюбились друг в друга. Событие держалось в секрете, поэтому есть определенные трудности в его воссоздании, но, похоже, именно оно имело большое значение в становлении характера Лукреции.
Если Лукреция действительно отдалась молодому испанцу, то с самого начала ей было прекрасно известно, что нет никакой надежды на то, что им с Педро удастся соединить свои жизни. Что может быть более грустным, но, тем не менее, возбуждающим, чем любовь, когда каждая встреча является последней и непонятно, что будет завтра? Однако в этом случае наступило завтра. По мнению современников, любовники оказались настолько неблагоразумны, что в один прекрасный день Лукреция поняла, что ожидает ребенка. Можно представить себе ее смятение. С помощью преданной камеристки Пентасилии ей удается скрывать свою тайну под просторными одеждами. Какое-то время все идет успешно, но, когда она должна 22 декабря прибыть в Ватикан для обнародования заявления о разводе, в котором торжественно упомянута как «virgo intacta», оказалось так трудно набраться необходимой в данном случае храбрости. Однако Лукреция поехала в Ватикан и выслушала все с улыбкой. Стефано Таверно описывает сказанную Лукрецией на латыни благодарственную речь, которую она произнесла «с таким изяществом, что, будь она самим Туллием Цицероном, она бы не могла говорить с большей изысканностью и столь по существу». Нелепо сравнивать Лукрецию с Цицероном, однако это показывает, что ее усилия не пропали даром. Даже если мы предположим, что она выучила свою небольшую речь наизусть, все равно замечательно, что она смогла столь безупречно, с таким спокойствием и легкостью связать воедино предложения на латыни. Ей в высшей степени были присущи такие фамильные качества, как храбрость и лицемерие. Можно, однако, сделать вывод, что Перотто являлся источником постоянного раздражения Борджиа и, более того, что Чезаре в конце концов избавился от него. Кардинал был в неописуемой ярости: он освободил сестру от графа де Пезаро, чтобы использовать ее в своих политических играх, и знать, что ее скомпрометировал слуга, было для Чезаре практически то же самое, что гореть заживо на костре. Однажды, как сообщает нам венецианский посол Поло Капелло, у папских апартаментов он наткнулся на Перотто, выскочившего на него с обнаженным мечом. Преследуемый Чезаре, слуга пустился наутек. Промчавшись через папские апартаменты, они остановились у ступенек трона понтифика. Там, на глазах у папы, безуспешно пытавшегося защитить слугу, спрятав его под своим одеянием, Чезаре наносит Перотто мечом удары такой силы, что «в лицо папы ударяет струя крови», добавляет Капелло. Нам неизвестно, были ли раны, нанесенные Перотто, смертельны. Следующая информация приходит от Кристофоро Поджо, осведомителя из Болоньи, написавшего 2 марта 1498 года: «Теперь я понял, что Перотто, первый cameriere [камергер] нашего Повелителя, должен был очутиться в тюрьме за то, что сделал дочь Его Святейшества, мадонну Лукрецию, беременной». Кроме того, имеется запись в дневнике Бурхарда, согласно которой труп испанца, связанный по рукам и ногам, был обнаружен в Тибре. В тот же день река вынесла тело Пентасилии, камеристки Лукреции. По моей информации, в марте у Лукреции родился ребенок. В сообщении из Рима, датированном 18 марта 1498 года, говорилось: «Уверяют, что дочь папы родила».
Еще не было объявлено о разводе, а в Ватикан уже явились претенденты на руку Лукреции. Папа и кардинал Валенсийский тщательно рассматривали каждое предложение; не напрасно же они боролись с графом де Пезаро и преодолели все препятствия. Теперь Лукреция свободна и нужна им для осуществления новых честолюбивых замыслов. Чезаре был тем, кто давал толчок и задавал тон общим устремлениям. Будучи в Неаполе, Чезаре смог лучше узнать этот прекрасный край и обнаружил, что неаполитанский двор, хотя и в состоянии упадка, был все еще великолепен. Он обратил внимание на слабые места в военной и гражданской сферах Неаполитанского королевства, раздираемого разногласиями и находящегося во власти мятежных баронов, и, хотя он был бастардом, у него родилась мысль захватить часть или даже все королевство. Ходили упорные слухи, что Чезаре отказался от кардинальского сана и женился на Санче Арагонской, а кардинальский сан вместо него получил Джофре. На самом деле существовали серьезные препятствия для того, чтобы Санча могла сменить мужа, поскольку, как помнят читатели, кардинал и король в день свадьбы Санчи и Джофре присутствовали в момент выполнения ими супружеских обязанностей. Кроме того, к этому моменту непомерно возросли честолюбивые устремления Борджиа, и они могли решить, что Санча все-таки тоже незаконнорожденная и не сможет обеспечить Чезаре высокое положение. Пришло время, и этим сплетням был положен конец. Теперь все мысли Чезаре сосредоточились на Карлотте Арагонской, законной дочери короля Неаполя, получившей воспитание при дворе королевы Анны Бретонской. Чезаре начал действовать, а папа завел переписку с французским двором, прощупывая настроения нового короля Людовика XII (Карл VIII скоропостижно скончался 7 апреля 1498 года).
Новая стратегия Борджиа предполагала балансирование между Сциллой и Харибдой. Притязания Чезаре на руку Карлотты предполагали, по крайней мере, поверхностные дружеские отношения с ее отцом, королем Неаполя. Но еще более важной представлялась дружба с французским королем, поскольку этот брак должен был в большей степени зависеть от Франции, чем от родителей Карлотты. Для этого имелись две причины: во-первых, Карлотта находилась на французской земле под защитой королевы-матери и, во- вторых, у Людовика XII были собственные, абсолютно четкие цели и на коронации он был провозглашен королем Франции и Неаполя. Итак, Чезаре пустился в головокружительное и рискованное предприятие: сначала добиться расположения противоборствующих сторон, оспаривающих права на королевство, а потом захватить по крайней мере часть территории для себя. Тем временем Александр VI мастерски плел дипломатические интриги, столь тонкие и призрачные, что их всегда можно было легко порвать. Что же касалось завоевания дружбы арагонской династии, то в этом вопросе он воспользовался Лукрецией.
Количество предложений и просьб жениться на Лукреции, восемнадцатилетней разведенной,
