притормозив разгоревшиеся было страсти, и не дал свершиться греху. Он запретил дону Ферранте посещать апартаменты Лукреции чаще двух раз в неделю.
Добровольное изгнание Лукреции проходило под знаком Эроса. Лукреция вставала поздно, лениво одевалась и шла к обедне в маленькую капеллу. Потом завтракала. Принимала нескольких посетителей, которые позволяли себе в ее присутствии непринужденно беседовать с ее женщинами, читала духовные книги или любовную поэзию. Придумывала вместе с портнихой новые наряды. Или посылала за одним из сейфов, в которых держала бесчисленное количество обращений и секретных документов Ватикана, читала старые письма, обращаясь мыслями в прошлое. Во время приступов меланхолии Лукреция, как никогда, нуждалась в поддержке, и Никола умела ее приободрить и утешить. В атмосфере радостного возбуждения Лукреция требовала принести пудру, жаровни, золотые сетки, мавританские рубашки, наполнить что-то типа ванны горячей водой, а затем, оставшись наедине со своей любимицей Никола, снимала с себя парчу, раздевала ее, и они вместе садились в ванну, в которую маленькая горничная Люсия подливала горячую воду. Молодые женщины резвились, смеялись и согревались в душистой воде. Позже, надев только сорочки и набросив на волосы золотые сетки, они вытягивались на подушках и курили благовония. Эти подробности стали известны придворным в Ферраре и Мантуе от нескромного Священника, «сторожевого пса» Изабеллы д'Эсте. Осыпав знаками внимания… и конфетами маленькую Люсию, он покорил ее сердце и теперь имел непосредственного очевидца событий, происходивших в доме Лукреции. Таким образом, приятное времяпрепровождение Лукреции тут же обсуждалось во дворах Феррары и Мантуи, причем без каких-либо признаков осуждения или неодобрения.
К этому времени Эрколе Строцци уже появился и, мало того, занял место в жизни Лукреции. Впервые мы обнаруживаем его имя в документах, имеющих отношение к торжественному вступлению Лукреции в Феррару. «Этим вечером мы идем на ужин с М.Геркулесом Строцци», – пишет Изабелла д'Эсте своему мужу 29 января 1501 года. Строцци вместе с другими придворными был, вероятно, представлен новой герцогине в последующие дни, хотя исход дела нам неясен. Чуть позже, в марте, стало известно, что феррарский поэт мечтал стать кардиналом, давал 5 тысяч дукатов за кардинальскую шапку и что Альфонсо д'Эсте написал брату, кардиналу Ипполито, в Рим, дабы поддержать его просьбу. Возможно, Лукреция добавила что-то от себя. Но в конце марта ничего не было слышно ни о пурпуре, ни об отъезде Строцци из Феррары. Вероятно, произошло нечто заставившее его изменить планы; может, получил соответствующий ответ, или разумный совет, или многозначительное молчание подсказало ему больше любых слов. Одним словом, что-то заставило Лукрецию взять его под свою защиту. С этого дня Строцци пользуется покровительством Лукреции, может свободно входить в апартаменты герцогини и уже на пути к тому, чтобы стать ее фаворитом. Изящный поэт, безупречный придворный; знакомство с ним оказало бы честь любой выдающейся женщине. Но, несмотря на множество достоинств, его моральные качества оставляли желать лучшего.
Уж не было ли это дьявольской проделкой? Эрколе Строцци происходил из феррарской ветви знаменитой флорентийской династии Нанни Строцци, переселившейся в Феррару в начале XVI века. Он унаследовал аристократическое имя, богатство, высокое положение и репутацию от своих предков, в особенности от отца, Тито Веспасиано Строцци, одного из наиболее уважаемых стариков герцогства, известного автора латинских стихотворений. Эрколе Строцци унаследовал от отца хороший поэтический и литературный вкус и так развил его, что к тридцати годам уже превзошел отца и считался одним из наиболее изящных латинистов не только в Ферраре, но и во всей Италии. Будучи хромым от рождения, он всегда ходил с палкой, и, как это часто происходит с калеками, его физический недостаток причинял ему много душевных мук. Цинизм, пессимизм и развращенность – вот следствия его больного ума. Но мягкая грация, изящные фразы и блестящие глаза снискали ему дружбу и любовь женщин, особенно тех женщин, которые страдали. Как и следовало ожидать, его, как правило, ненавидели мужчины, но его острый ум оценил старый герцог, который покровительствовал ему при дворе как гуманисту, поэту, переводчику пьес и театральному консультанту. Альфонсо д'Эсте ненавидел Строцци, осуждая среди прочего резкость и грубость при выполнении им общественных обязанностей. Однако Альфонсо считал себя не вправе мешать Строцци и не предпринимал никаких действий, чтобы запретить ему доступ в апартаменты Лукреции. Возможно, он не видел никого более достойного, чем Строцци, кто мог бы украсить двор Лукреции умом и образованностью.
Строцци владел даром убеждения; умело играя на женском тщеславии и капризах, он всегда добивался того, чего хотел. Теперь он взялся за Лукрецию, решив дать несколько советов относительно ее гардероба. Он принялся описывать невероятное изобилие (Западная Европа и представить такого не может!) товаров в Венеции и что только там мадонна сможет удовлетворить все потребности и желания. В результате «увечный Строцци» отправляется в Венецию с ее романтической атмосферой. Там он наносит визит другу Пьетро Бембо, светочу итальянского гуманизма той поры. Кроме того, он встречается с капризной и чувственной венецианской аристократкой, с которой вступает в длительную любовную связь. В конце концов он все-таки покупает для герцогини великолепные ткани, заставляя лавочников отбирать только высококачественный товар: темно-красную и золотую парчу и изумительный бархат изысканных, редко встречающихся тонов. В Фондако, где было холодно даже в июле, раскручивают рулоны материи, только чтобы поэт мог оценить их качество и цвет. Выбранные образцы отправлены в Феррару и показаны женщинам. Восторгам нет конца! Гардероб Лукреции растет как на дрожжах… и все в кредит. Обойдя установленные жадным Эрколе ограничения (наверное, по совету Строцци), Лукреция начинает тратить деньги, не задумываясь об имеющихся у нее средствах. В кредит пошиты наряды из купленных в Венеции в кредит тканей; в кредит изготовлены наряды из цветного камлота для придворных дам. И наконец, в кредит она заказывает мессиру Бернардино, венецианскому мастеру, колыбель для будущего ребенка. Лукреция объявляет, что потратила 10 тысяч дукатов – всю годовую ренту; а специально для вечеринки с ужином, на которую она пригласила все семейство д'Эсте, включая свекра, выкладывает столовое серебро.
Подобная вечеринка являлась вызовом, и те, кто увидел гравировку, сделанную на приборах, отметили нарочитую иронию. Многочисленные предметы из «жертвенника», подаренного кардиналом Асканио Сфорца на ее свадьбу с графом де Пезаро, демонстрировали геральдические фигуры Сфорца. Все служило напоминанием об арагонском эпизоде Лукреции: большая и маленькая фляги, изящная солонка и многое другое. Предметы, щеголяющие медведем Орсини, вызывали в памяти рискованное предприятие, связанное у Лукреции с семейством Орсини, оружие Франческо Гасета, правила Толедо, сыгравшие значительную роль в любовной связи Александра VI и Джулии Фарнезе. На всем остальном господствовал герб Борджиа; в сочетании с короной и пламенем герцога Гандийского, шляпой Франческо Борджиа и, наконец, с папской тиарой. На крышке большой чаши посреди замысловатого изображения золотой листвы располагался массивный позолоченный бык, похожий на золотого библейского тельца. Быки меньших размеров были изображены на чашках, стаканах, шкатулках, вазах, чернильницах, кувшинах для воды, а на большой серебряной купели было выгравировано имя понтифика: Alexander sextus pontifex maximus.
Лукреция, пользуясь правом хозяйки ужина, при каждом удобном случае упоминала имя своего отца. Старый герцог отвечал с изысканной учтивостью, больше напоминавшей безразличие; если Лукреция намекает ему (это после всего!), что у нее не хватает средств, то у него готов ответ: он столько сделал кое- кому, в то время как они…
Нельзя сказать, что понтифик имел столь уж значительный вес при дворе д'Эсте. Эрколе начал понимать, что значимость преимуществ, исходящих из Рима, не оправдывает возложенных на них надежд, одним словом, Рим не выполняет обещанного. Поэтому, когда Лукреция, получив послание от отца, в котором он поддерживал ее требования по увеличению ренты, передала его Эрколе через одного из его придворных, герцог жестко ответил, что не собирается отступать от своего решения, «даже если Господь Бог навестит нас». Лукреция пришла в неописуемую ярость, которая достигла таких масштабов, что в один прекрасный день, когда герцог нанес ей обычный визит, она не смогла вынести светскую беседу и, вспыхнув, заявила, что было бы куда лучше, если бы герцог задержался и «уладил вопрос со счетами». Герцог, сделав вид, что не заметил выходку Лукреции, отправился, невзирая на плохую погоду, в Бельфьоре, прихватив с собой французские рыцарские романы.
В июне беременность настолько измучила Лукрецию, что она попросила герцога Эрколе разрешить ей вместе с двором поехать в Бельфьоре подышать свежим воздухом. Эрколе отказал на том основании, что там работает много маляров и других рабочих. После небольшой перебранки Лукреция отправляется в Бельригуардо, самый прекрасный из летних дворцов д'Эсте, где ведет настолько уединенный образ жизни,
