на скамьях были сбитыми и в буграх. Здесь подавали всевозможные рулеты, тушеные овощи и жаркое из креветок с чесночным соусом.
Теперь вместо отвратительных, землистого цвета ковров с невнятным геометрическим узором — чистые деревянные полы. Вместо скамеек — массивные лавки и деревянные стулья с прямыми спинками. В баре подают оливки, кешью и овощные чипсы. Все чисто, светло и опрятно, однако менее уютно. Мягкая обивка скрадывала шум. Теперь ему некуда деться, он отскакивает от одной поверхности, ударяясь в другую, как в эхо-камере. Сидящие за столами, даже те, кому нет еще и тридцати, прикладывают к ушам ладони, чтобы услышать собеседника.
Я вижу, что из-за небольшого круглого столика в углу поднимается пара и уходит. Я устремляюсь к освободившейся лавке, которая, возможно, провела сотню-другую лет в какой-нибудь маленькой сельской церквушке на востоке-Англии. Я думаю о том, что Англия здесь так же неуместна, как и мы. На спинке этой деревянной реликвии вырезаны фигуры святых, облаченных в одеяния, с тщательно проработанными складками; эти складки, когда мы садимся, больно впиваются в наши затылки. Лавка невысокая, узкая и совершенно неудобная. Это немедленно принуждает нас к физической близости. Мы прислоняемся друг к другу, как пара старых деревьев, которые в течение многих лет вынужденного тесного соседства опираются друг на друга, чтобы не упасть. Наша же проблема в том, что, найдя себе свободное место, мы теряли возможность двигаться. Когда он скрещивает ноги, я утрачиваю равновесие и налегаю на стол, если я наклоняюсь вперед и отодвигаю свое плечо, он в образовавшейся пустоте начинает куда-то соскальзывать.
Роберт Басс говорит, что почти никогда не ходит в пабы, потому что не выносит табачного дыма. Я соглашаюсь и ногой пододвигаю пакет «Джон Плэйер» потеснее к своей сумке, под самое ее дно. Видимо, действительно прошло много времени с тех пор, как каждый из нас наведывался сюда, поэтому некоторое время мы просто сидим и озираемся.
— А не сообщить ли Буквоедке, что мы выходим из игры? — говорю я, изучая подставку под пивную кружку. — Все это полный абсурд. Она из тех, кто никогда не отказывается от работы — таким просто некуда девать энергию.
— После собрания директриса приперла меня к стенке, и знаете, что сказала? Конечно, не для чужих ушей. Что она была бы очень нам признательна, если бы мы согласились на эту работу. Для того чтобы «обуздать крайности» — это ее слова, не мой, — объясняет Роберт Басс, сооружая сложную конструкцию из пивных подставок на своей стороне стола. — Это было бы, по ее словам, «проведением политики по снижению вреда». Она голосовала против нее. Она голосовала за вас.
— Значит, мы должны довести дело до конца? — Я стараюсь, чтобы в моем голосе не звучало окончательного согласия.
— Да, — говорит он. — Буквоедка собирает нас у себя на следующей неделе по поводу празднования Рождества. Мы могли бы пойти вместе. — Он улыбается мне незаметной полуулыбкой, при этом его нижняя губа выдается вперед, словно он пытается сдержать себя, чтобы не рассмеяться. Я не отваживаюсь поднять на него глаза, понимая, что добром это не кончится: стоит мне встретиться с ним взглядом, и мои бастионы сдадутся без боя. Я начинаю отщипывать кусочки от пивной подставки.
Он за мной наблюдает, и я чувствую жар его лица, обжигающий мою левую щеку. Чтобы повернуться к нему, требуется нечто большее, чем простой поворот головы на двадцать градусов. Малозаметные движения иногда говорит гораздо более красноречиво, чем определенные жесты, особенно состоящим в браке людям. Я все же поворачиваю голову и натыкаюсь на его пристальный взгляд. Мы смотрим друг на друга, не говоря ни слова, несколько дольше, чем нужно. Затем оба одновременно начинаем говорить.
— Кажется, надо пойти и принести нам выпить! — Это говорю я.
Он говорит, что ему надо позвонить помощнице по хозяйству и предупредить ее, что он вернется поздно. Жена его все еще на работе.
— Она почти никогда не возвращается раньше десяти, а в семь тридцать утра уже уходит. Иногда я ее не вижу по нескольку дней, мы общаемся по электронной почте или записками, на кухне их целые тома, — сообщает он. В его голосе не слышно ни малейшего оттенка горечи. Только констатация факта. Настоящие постсовременные виртуальные отношения!
Маленький столик весь в клочках от пивной подставки. Сначала она была разорвана пополам, затем превращена в крошечные ошметки, они слетают на пол, сдуваемые потоком воздуха от проходящих мимо людей. Я вспоминаю другие аналогичные случаи, много лет назад, когда терзание пивных подставок было полезной деятельностью, помогавшей мне во время тяжких выяснений отношений.
Я встаю, чтобы отойти к бару. Свекрови звонить я не буду. Она, вероятно, уже в постели, потому что, несмотря на все ее торжественные заверения, что она ни за что не уснет, пока мы не вернемся домой, мы еще никогда не заставали ее бодрствующей в тех редких случаях, когда пропускали наступление нашего комендантского часа. А, кроме того, даже намек на ничтожные отклонения от согласованного плана может спровоцировать сейчас неадекватную реакцию. А это не в моих интересах.
Я ввинчиваюсь в толпу у стойки, пробиваюсь вперед и с надеждой жду — как те собаки на улице. Я подпрыгиваю, встаю на цыпочки, машу рукой, даже взбираюсь на латунные перила у основания стойки — это делает меня почти на полфута выше. Но меня по-прежнему не замечают.
Какая-то девушка подходит и встает рядом. На вид ей около двадцати, на ней серебристое коротенькое платье и высокие, до колен ботинки; она без колгот, хотя на улице, мягко говоря, не лето. Ее длинные темные волосы без затей струятся по плечам — чтобы добиться такой изысканной небрежности, времени ей, как я понимаю, потребовалось немало. Бармен уже тут и принимает у нее заказ. По другую сторону от меня какой-то мужчина, не отрываясь от мобильного телефона, заказывает напитки. Я оглядываюсь. Роберт Басс взирает на меня с блуждающей по лицу насмешкой. Я пожимаю плечами и отдаюсь ожиданию. В голову лезут воспоминания о том, как я однажды с такой же страстью изничтожала в пабе пивные подставки.
Почему иной раз бывает так трудно собрать даже скелет того, что произошло вчера, в то время как события десятилетней давности легко всплывают в памяти, поражая богатством самых мелких подробностей. Это было ровно одиннадцать лет назад. Мы с Томом тогда только обосновались в квартире на западе Лондона. Однажды вечером, в один из первых дней существования в новом обиталище, я вернулась домой с работы довольно поздно, около одиннадцати, к тому же слегка выпив. Вообще-то это не было поздно, можно даже сказать — раньше, чем обычно. Просто на следующее утро мне предстояло ехать в Манчестер, и мои друзья запихнули меня в такси, наказав пораньше лечь спать. Том в тот вечер собирался пойти куда-то с друзьями. Ничего особенного. Мы были настолько поглощены всем происходящим, что делали только общий набросок очертаний нашей жизни, детали прорабатывали позже.
Наша улица, когда таксист повернул на нее, оказалась перекрытой полицейским автомобилем — недалеко от Аксбридж-роуд случилось вооруженное ограбление, и нас отправили в объезд. Пока мы медленно объезжали полицейский заслон, я глазела по сторонам. Мое внимание привлекла какая-то парочка. Мужчина полусидел на низкой ограде небольшого одноквартирного дома, а женщина, которую он прижимал к себе, стояла между его ног, так что нижние части их тел соприкасались. Еще даже до того, как я увидела лицо мужчины, я поняла, что это Том. Я узнала эту его экономию движений — как он проводил рукой вверх-вниз по телу женщины, как перебирал пальцами мелкие завитки волос на ее шее, скользил по вырезу кофточки на груди. Вот женщина гибко откинулась назад, и их лица сблизились в поцелуе…
Я велела водителю остановиться. «Мне срочно нужно позвонить», — пробормотала я. Это было на заре эры мобильных технологий, и телефоны были не в пример нынешним — мой почти полностью закрывал профиль, если отвернуться. Я сжалась в комок на заднем сиденье и лихорадочно набрала номер Кэти.
— Это я, — прошептала я в трубку, несмотря на то, что никакой опасности быть услышанной Томом не было.
— С тобой все в порядке, Люси? — озаботилась она, ибо я не знала, что сказать дальше. Наконец пришли слова:
— Со мной? Думаю все отлично. Я сижу в такси и наблюдаю, как Том очень интимно общается с какой-то женщиной. Даже чрезвычайно интимно, если принять во внимание, что они устроились на самом виду. К тому же менее чем в ста ярдах по прямой от нашей квартиры…
— А поподробнее? Говори яснее! — потребовала она.
— Хорошо. Я вижу, как он целует женщину. Я надеюсь, что это женщина, поскольку альтернатива
