В конце февраля Фольгера назначили начальником в дезинфекционном отделении госпиталя. Когда доктор спросил его, кого бы он хотел взять в помощники, Фольгер назвал меня.
Работать с больными было не просто, но, по крайней мере, мы были сыты каждый день.
Дополнительная работа
Основная работа оказалась не очень трудной. Единственной неприятной процедурой был процесс прожарки одежды в дезинфекционной печи, в которой температура доходила до 236 градусов. Наши уши постоянно закладывало от перепада температуры. Но только таким образом можно было избавиться от вшей. Также в наши обязанности входило собирать дрова и топить печь. Но так как у меня оставалось свободное время, я нашел дополнительную работу.
К этому времени мы, заключенные, потихоньку стали приобщаться к цивилизации, и теперь у каждого из нас имелся свой поднос на ножках, на котором мы могли нести свою еду из столовой к себе в барак. В свое свободное время однажды я нарисовал на своем столике цветы, а потом отнес его в свое дезинфекционное отделение, раскалил железный крюк и выжег рисунок на поверхности. Получилось довольно мило. Когда другие увидели мое произведение, то многие захотели, чтобы и их подносы выглядели так же. Вначале я занимался этим бесплатно, но, когда мне предложили деньги за работу, я не стал отказываться. Я получал твердую оплату в размере трех рублей или со мной расплачивались продуктами, хлебом на ту же сумму. Моими покупателями в основном становились мужчины и женщины из нашего лагеря, но в конце концов я заработал популярность и у охранников, которые заказали у меня несколько штук. Мотивы рисунков я придумывал сам: иногда рисовал пейзажи Германии или России, цветы, деревья, изображал времена года, животных и так далее.
В лагере пошла мода на такую работу. Плотники делали деревянные чемоданчики на продажу, кто умел, делал веники из прутьев, кто-то лепил горшки из глины.
Женщины, которые умели шить и вязать, переделывали одежду за небольшую плату.
Торговля
Продажа одежды получила широкое распространение. Через лагерных посредников был найден контакт между продавцами и покупателями. Многие из нас продавали свои личные вещи, потому что год назад нам выдали дополнительное лагерное обмундирование. Русские покупали только те вещи, которые находились в хорошем состоянии. Они торговались, пытаясь снизить цену, насколько это возможно; после войны в стране не было денег, а труд советских людей низко оплачивался. Способность платить обычно зависела от их дохода и положения. В обмен на одежду мы получали табак, хлеб, консервы, крупу или деньги. Причина, вынуждавшая нас продавать одежду, всегда была одна и та же: все хотели есть. Некоторые продали теплую одежду, ожидая прихода весны и надеясь, что она им больше не пригодится.
Торговля велась втайне от охранников, потому что за торговлю одеждой вещи немедленно конфисковывались. И все равно многие находили способ продать что-нибудь, чтобы спастись от голода.
Поначалу между покупателями и продавцами существовал языковой барьер, но очень скоро мы выучили необходимый минимум слов, нужный для общения.
Вообще такой вид торговли свободно существовал в России. Все покупалось и продавалось на так называемых базарах. Цены устанавливались в соответствии с запросами и требованиями. Например, стакан табака мог стоить от пяти до пятнадцати рублей, в зависимости от качества. Тому, кто покупал, разрешали попробовать табак, перед тем как его приобрести. Хлеб стоил дорого – от тридцати до сорока рублей, это около пятнадцати – двадцати долларов.
Просто доктор
Главный врач госпиталя был строг, но старался каждому уделить внимание. Пациенты, медсестры и все остальные уважали его. Он был одним из немногих докторов, который относился к немцам без ненависти. Мы привыкли к его собственным методам диагностики. Если кто-то из больных хотел продлить лечение, не желая возвращаться к работе, доктор перед тем, как решить этот вопрос, «проверял» его своим способом. Он строго смотрел ему в глаза. Если человек не выдерживал его взгляда, врач спрашивал на ломаном немецком:
– Почему ты не смотришь на меня?
Он всегда действовал по справедливости. Если кто-то действительно чувствовал себя неважно, доктор всегда оставлял больного в госпитале столько, сколько требовалось. Когда пациент выздоравливал, он снова возвращался к работе.
Из-за того, что врач сочувствовал пленным и всегда действовал справедливо, его недолюбливало вышестоящее начальство. Ему устраивали всякие проверки, но так как придраться было не к чему, начальство уходило восвояси.
Один заключенный, находясь на приеме, услышал вопрос:
– Ваше имя?
– Пауль Гадомски, – ответил пожилой человек.
– Кто по профессии?
– Фермер.
– Завтра на кухню.
Таковым было лечение, назначенное доктором старому изможденному человеку, потому что в русском лагере эта работа была наиболее щадящей.
Глава 11
Переезд
24 мая 1946 года меня выписали из госпиталя и направили в двенадцатую рабочую бригаду. Я был счастлив, что снова поправился и набрал вес, а также заработал немного денег. Первое время мы работали на заготовке дров, а также сена для коров. Потом нас перевели на 145-й километр, называемый так из-за удаленности от ближайшей станции железной дороги. Наш новый барак построили совсем недавно, зимой. Запах дерева, из которого он был построен, до сих пор чувствовался в его стенах.
С того дня мы стали полностью независимыми. Каждый получал хлеб, еду и продуктовые карточки, так же как и некоторые деньги за выполняемую работу. На эту сумму мы могли покупать необходимое. Одежда была нужна в первую очередь, но стоила она очень дорого. Но мы все равно были счастливы, потому что получили возможность покупать, что хотим сами. Самой большой радостью было то, что нам позволили покупать продукты и готовить еду.
В новую бригаду входили молдаване, немецкие девушки, женщины и мужчины. У нас было три основных занятия: заготавливать сено, пилить дрова и ломать известняк. С ломом, киркой и лопатой мы ходили на ближайшую каменоломню. Работа шла медленно, что не устраивало нашего бригадира. Хотя он, наблюдая за нами, постоянно кричал: «Крупные камни!» – работа все равно не спорилась. Мы долбили, как сумасшедшие, но результат был неудовлетворительный. Эти камни потом обрабатывали в печах для обжига.
История бригадира
Наш бригадир был один из тех русских, кто отдавал должное каждому, честно выполнявшему свою работу. В его обязанности входило повышать рабочую норму, но он, по крайней мере, не забывал о достойных тружениках. Мы же хотели работать, потому что знали, что без дела будем страдать больше, чем от голода. Неспособный работать, будь то русский или немец, не имел денег, а соответственно, не мог купить еду по продуктовым карточкам. А без еды наступала смерть. Чтобы запастись впрок, мы старались закупать как можно больше крупы, овощей и других продуктов. Обычно рабочий день тянулся бесконечно, и у каждого человека была одна и та же мысль: «Когда же наступит вечер и я смогу наесться до отвала?»
Вначале комары не беспокоили нас. Но когда мы разжигали печи и отходили пилить дрова, тут они налетали тысячами. Даже москитные сетки, которые нам выдавали, не всегда уберегали от их укусов. Кроме того, наши руки и ноги были незащищены и попадали под постоянные атаки чудовищных насекомых.
Мы пилили дрова для печей. Моим напарником был шестнадцатилетний Хорст Шремер из Эльбинга, попавший в плен вместе со своей матерью. Их разделили во время нашего последнего переезда, а до этого они оставались вместе. Мы хорошо работали в паре, выполняя норму, чем удивляли нашего бригадира.
Одним летним днем мы, не зная точного времени, пришли на обед немного раньше. Когда бригадир
