обнаружил наше отсутствие, он принялся страшно ругаться, но мы объяснили, что уже перевыполнили сегодняшнюю норму. Он просто не мог поверить, что за столь короткий срок можно выполнить дневной план. После обеда он пошел с нами и, присев на кучу дров, подозвал нас и пожал каждому руку, показывая таким образом свое уважение.
Глядя на него исподтишка, мы заметили странное выражение его лица. Казалось, он в самом деле сочувствует нам. Наступила пауза, после чего он первым нарушил тишину. Сначала его речь была сбивчивой, но потом он заговорил яснее и рассказал историю своей жизни.
Его предками были греки, когда-то поселившиеся на юге России. Перед войной его забрали в армию, где он получил звание сержанта. Во время войны его часть воевала под Ленинградом и была окружена немцами. Ожидая, что попадут в плен, они все побросали свои документы, удостоверяющие личность. Но немецкое окружение удалось прорвать и выйти к своим. Когда русские увидели, что эти бойцы готовились сдаться немцам, им велели сложить оружие и отправили в лагерь на севере России. Таким образом он и оказался на территории Коми.
После этой беседы мы прониклись уважением к бригадиру, потому что и сами имели в чем-то схожую участь. К тому же у нас была общая цель: выжить в жесточайших климатических условиях.
Уборка урожая в Сибири
После каменоломни нас направили на заготовку сена. Это означало сбор скудной болотной травы. Все взяли косы и принялись за работу. Но травы было очень мало, и мы не выполнили дневную норму. По колено в воде, поедаемые комарами, мы косили траву. При этом нас томила жажда от соленой еды. Возвращаясь в наш барак, все бросались к воде, ведь пить болотную воду было нельзя. Русские кипятили себе воду для питья, а нам приходилось терпеть жажду на работе и по дороге в лагерь. Некоторые не выдерживали и пили болотную воду.
Часто мы ели болотную клюкву, оставшуюся с прошлого лета. Под снегом она сохранялась и была вполне съедобна. В свободное время я набрал ее столько, что продал весь сбор бригадиру за восемь рублей.
Лето продолжалось. На наших болотах появились свежие ягоды – дополнение к нашему скудному рациону.
Сахар для ягод – вот новый товар на нашем летнем «рынке».
Многих русских стали освобождать из лагеря. Их продуктовые карточки были в ходу только в Коми ССР, поэтому они продавали их. Затем они покупали еду и отправлялись на юг. Там с едой было тоже не очень хорошо – на Украине пропал урожай хлеба. Урожай пропал, несмотря на «передовые социалистические методы». Даже «непогрешимый» Сталин ошибся и не предотвратил неурожай. Весной 1946 года Сталин объявил об отмене продуктовых карточек. Мы – немцы – скептически отнеслись к этим обещаниям. Впрочем, многие русские тоже.
Администрация лагеря распространяла среди заключенных брошюры о «преступлениях немцев в Хатыни», где были убиты 10 000 польских офицеров (после захвата Польши в 1939 году). Несчастных поляков подняли из могил, чтобы опорочить немцев! Когда немецкая армия в 1941 году обнаружила эти захоронения, международная комиссия установила, что поляков уничтожили русские спецслужбы. Мы усмехались над неуклюжей русской пропагандой.
Парадокс свободного выбора
Тем временем количество рабочих в нашей бригаде постоянно уменьшалось из-за болезней. Однажды бригадир объявил, что мы переезжаем в другой лагерь, находящийся в восемнадцати километрах отсюда. Новости напугали нас, потому что мы слышали о катастрофических условиях содержания там от других заключенных.
Но сделать мы ничего не могли. Ехали мы в телегах, запряженных быками.
Переезд назначили на воскресенье, обычный рабочий день, а это значило, что нам ничего не заплатят за него. У всех было плохое настроение. Наш бригадир, который переезжал вместе с нами с прежнего места, остановил колонну около полудня, объявив о том, что мы приехали. Мы недоуменно оглядывались, так как находились где-то в лесу. Не было ни лагеря, ни жилых помещений. Ничто не напоминало о признаках жизни здесь.
– Стройте сами себе бараки, – сказал он, а потом отправился к телегам, перевозить других рабочих.
Мы были в шоке. У нас даже не было подходящих инструментов, чтобы начать строительство, а ночи становились все холоднее. У меня внутри все кипело от негодования, так же как и у остальных. Я спросил, хочет ли кто вернуться в лагерь, но лишь двое выразили желание поехать назад и в тот же день мы возвратились. Никто особенно не обрадовался нашему приезду, и ночью мы спали на раскладушках. На следующий день появился нарядчик, который велел нам возвращаться немедленно.
Так как у нас с собой имелись кое-какие вещи, мы не могли идти обратно пешком, и нам предложили отправиться на следующий день на грузовике. Но на завтра выдался выходной, а потому машины не было. Еще через день машина снова не пришла. А тем временем нас направили в третью бригаду, чтобы мы не простаивали зря, а потом и совсем забыли о нас. Я никогда не сожалел об этом шаге, хотя чувствовал, что за свое непослушание могу поплатиться. В тех условиях, что мы находились, мой свободный выбор был довольно рискованным поступком. Но игра стоила свеч, потому что, когда через несколько месяцев другие рабочие вернулись в лагерь, на них страшно было смотреть. Кожа да кости, больные и грязные, в рваной одежде. Некоторые попали в госпиталь, а некоторые умерли.
В то время я возненавидел все коммунистическое, все русское. Я был готов отомстить за все, как только у меня появится шанс. Я был сыт по горло всей этой системой.
Реванш
Я спрашивал самого себя: разве русские не такие же, как мы? Очевидно, что они находятся во власти фальшивой пропаганды. На самом деле русские заключенные ничем не отличались от нас, такие же жертвы системы. А иногда нам даже доставались более легкие работы, чем им.
Удрученное настроение сменилось после одного события. Я почувствовал, что Бог не оставляет меня и слышит. Я даже простил всех людей, даже русских, даже ненавистных коммунистов.
Летом 1946 года меня поставили управлять запряженными быками, что стало приносить мне немного большую зарплату. Эти животные оказались довольно умными, но я все равно часто злился на них, нередко прибегая к помощи кнута. Когда я стегал быка по спине с левой стороны, он поворачивал вправо, и наоборот. Сначала я делал все неправильно, но потом приспособился.
И все равно мне никогда не удавалось выполнить рабочую норму. И не только потому, что быки были ленивые и голодные, но и потому, что и сам я страдал от недоедания восемнадцать месяцев и в результате не всегда мог сконцентрироваться на том, что делаю. Часто я забывал отогнать повозку с поля в лагерь. Несмотря на старание, не мог сосредоточиться на работе.
Одним из основных моих занятий было возить дрова. Но я не знал местности, не знал дороги и места, где удобнее всего собирать хворост. Иногда, везя уже нагруженную телегу, бык срывался с дороги в поле, засаженное капустой, и переворачивал ее. Мне приходилось складывать все обратно. Много проблем случалось по моей неопытности и незнанию.
Чтобы выполнить норму, мы должны были выезжать трижды в день.
Один раз мне улыбнулась удача. Я увидел, как через мост переехал трактор, после чего мост развалился. Оглянувшись по сторонам и увидев, что никто не смотрит, я быстро наполнил телегу деревяшками. В тот день для меня не составило труда выполнить и даже перевыполнить план. На следующий день двое рабочих отправились восстанавливать мост, но им пришлось вернуться обратно, так как чинить было нечего.
На первый взгляд система рабочих норм выглядела очень практично. Тот, кто работает за двоих, получает двойную оплату. Но, с другой стороны, больные и слабые получали столько, сколько сделали.
Урожай картошки
Жизнь в лагере была подчинена временам года. Сейчас лето подошло к концу, и появились новые проблемы. 30 августа 1946 года начался сбор урожая совхозного картофеля. Ждать больше не имело смысла, так как уже ударили первые заморозки.
Так как теперь наблюдение за нами ослабили, русские снесли ограду вокруг лагеря. Теперь мы могли свободно передвигаться по территории, выходя за ее пределы. И хотя на каждом поле стоял охранник, мы
