Мехелен.
Однажды ранним утром в брюссельском убежище появился страшно потрепанный и грязный человек. Он явно испытал большое облегчение, оказавшись в безопасности среди друзей. Полностью доверившись F2087, пришелец подробно рассказал ему о своих приключениях. Он вместе с Аполлоном и командой выпрыгнул из горящего самолета, оставшись без снаряжения, радиостанции и т. д. О том, что случилось с Аполлоном, он ничего не знал, но надеялся на его скорый приезд в Брюссель, если ему удалось благополучно приземлиться.
То, что оба агента оказались разделены, играло мне на руку. Я воспользовался случаем и немедленно отправил Брута в Голландию. Чтобы поддерживать друг с другом контакт, агенты были бы вынуждены пользоваться моей системой курьеров, благодаря чему я имел бы полное представление об их планах и действиях. Голландский полицейский чиновник, который время от времени сотрудничал с нами, не вникая в суть дела, по просьбе Вилли перевел Брута через границу из Бельгии в Голландию. F2087 довез Брута до границы в районе Барле – Хертог и передал его голландскому полицейскому, который благополучно вывез агента в Голландию на багажнике своего мотоцикла. В Марне Брута приняла группа участников голландского Сопротивления, с которой мои люди поддерживали связи, оставаясь полностью вне подозрений. Таким образом Брут оказался под нашим прямым контролем, а тот, разумеется, находился под глубоким впечатлением от приема, который оказали ему в Брюсселе, от тайной поездки и того, как его встретили в Голландии.
Аполлон, такой же потрепанный и грязный, как его товарищ, прибыл в Брюссель через сутки после Брута. Его рассказ совпадал с рассказом Брута. С моей подачи F2087 заявил агенту, что тому нечего делать без радиопередатчика, одежды, оборудования и денег, и предложил немедленно отослать его обратно в Англию через Париж и Испанию, чтобы тот мог вернуться, полностью экипированный для работы.
Аполлон мог бы стать первым подлинным агентом, который бы вернулся в Англию и сообщил о своих приключениях, поэтому мы, разумеется, многое поставили на него. Если бы он доложил, что убежище в Брюсселе вполне надежно, у нас оставался бы шанс продолжать игру на передатчике «Гольфа», даже если вследствие донесений Уббинка и Дурлейна были бы прерваны все остальные радиоконтакты с англичанами. Затем Аполлон после недолгого промежутка вернулся бы в Голландию.
Мы отправили через передатчик «Гольфа» несколько подобных предложений, но Лондон решительно возражал. Раз Аполлон попал на континент, он должен отправляться в Голландию и выполнять там свое задание. Обмен дальнейшими инструкциями и донесениями предполагалось осуществлять через «Гольф». Я был рад получить такое трогательное подтверждение доверия Лондона к радиоконтактам с «Гольфом», хотя оно расстраивало все мои планы. Аполлон ничего не утаивал от F2087, благодаря чему мы случайно узнали все подробности его задания. Оно включало разведку немецких укреплений вдоль Эйссела, а также подготовку к обеспечению гражданского населения «крепости Голландии»[9] продовольствием. Большую часть скота из Оверэйссела, Дренте, Гронингена и Фрисландии перед началом вторжения союзников на континент предполагалось перегнать в «крепость Голландию». Эти гуманитарные планы привели нас к выводу, что «крепость Голландия», вероятно, останется в стороне от главного направления удара союзников.
После двухнедельного обмена посланиями Лондон уступил нашим настойчивым просьбам дать добро на возвращение Аполлона и приказал, чтобы его переслали курьерским маршрутом «Гольфа» в Испанию. Брут тем временем сидел в Марне, строча яростные статьи для подпольных газет, которые переправлял туда с нашей помощью. Кроме того, он составлял длинное личное донесение, крайне благоприятный тон которого служил бы великолепной рекламой для «Гольфа». Аполлон отбыл в Англию с этим донесением в кармане, увезя с собой наши лучшие пожелания и изъявления надежды, что вскоре мы снова увидимся.
Бруту мы позволяли спокойно работать в Марне, а его связи с голландской подпольной печатью не считали ни опасными, ни вообще сколько-нибудь существенными. Донесения, которые он отправлял в Лондон, вполне нас удовлетворяли. Когда впоследствии мы узнали, что Лондон раскрыл нашу игру, Брут был арестован.
В первые десять дней декабря сообщения из Лондона стали такими вялыми и бесцветными по сравнению с их обычным характером, что нам не пришлось долго думать, чтобы прийти к выводу: враг, в свою очередь, пытается обмануть нас. Не осталось почти никаких сомнений, что Уббинк и Дурлейн осуществили свое намерение. Тем не менее, мы ничего не предпринимали и делали вид, будто до нас еще не дошло, что огромный мыльный пузырь агентурной сети и радиоконтактов в Голландии наконец лопнул. Еще месяц мы продолжали работать как обычно, однако нас все больше и больше занимала мысль: какие фокусы Лондон может изобрести, чтобы начать с нами ответную игру? Но не происходило ничего, достойного упоминания. Все возраставшая банальность сигналов из Лондона уже не могла лишить нас плодов операции «Северный полюс».
Перед самым Рождеством 1943 года из Харе-на сбежало еще трое агентов, что привело к обмену резкими упреками между Науманном, главой ЗИПО, и мной. В своих донесениях в Берлин Науманн пытался возложить ответственность за этот последний инцидент на меня – на том основании, что я настаивал на гуманном обращении с арестованными агентами. Он не собирался упускать случая напоследок свести счеты со мной и отделом абвера IIIF в Голландии. Берлинские друзья в частном порядке сообщили мне, что началась охота на ведьм и что мне следует воспользоваться хорошими отношениями со штабом Верховного командования в Нидерландах, если я не хочу обвинений в том, что из-за моей халатности операция «Северный полюс» поставлена под удар. Когда Раутер[10] отправил главнокомандующему послание, содержавшее скрытую угрозу применить меры, если тот ничего не сделает с офицером абвера, ответственным за провал, отпали последние сомнения на этот счет. К счастью, мой шеф в Голландии начальник Генштаба генерал-лейтенант фон Вюлиш был не таким человеком, чтобы сдаваться перед столь несправедливым и враждебным выпадом в адрес одного из его офицеров, и я предоставил ему множество материалов для контратаки на Раутера и ЗИПО. И в донесениях фон Вюлиша в Берлин, и в его ответах Раутеру резко отвергались все обвинения в мой адрес и без всяких околичностей указывалось, где именно следует искать виновных.
Не успели мы отбить эту атаку, как возникли новые источники для разногласий. В декабре 1943 года в Берлине прошло совещание представителей абвера и РСХА, оказавшееся тщетной затеей. Представитель РСХА в течение часа разглагольствовал о проводившейся в последние восемнадцать месяцев в Голландии антишпионской операции под кодовым названием «England-Spiel» («Английская игра»), основанной на нескольких радиоконтактах с английской разведкой. Оратор был явно уверен, что его подробное описание находится в полном соответствии с фактами и что он сообщает господам из абвера нечто новое. Представитель отдела IIIF при абвере осведомился, не имеет ли тот в виду операцию «Северный полюс», и тогда выяснилось, что с лета 1942 года голландское ЗИПО подавало берлинскому РСХА операцию «Северный полюс» как операцию ЗИПО – к сожалению, забыв упомянуть, что на самом деле ее проводил исключительно отдел IIIF абвера. Настроения в ЗИПО после того, как их поймали на таком примитивном обмане, едва ли способствовали дальнейшему плодотворному сотрудничеству.
Подобные трения являлись не более чем побочным симптомом борьбы, которая в то время шла за контроль над немецкими спецслужбами. С лета 1943 года, когда генерал Остер[11], начальник штаба Канариса, был смещен – а точнее говоря, арестован, – всем посвященным стало ясно, что независимость абвера, стоявшего во главе немецкой военной разведки, подходит к концу. Предыдущее дублирование спецслужб, столь тщательно организованное, вожди Третьего рейха перестали считать надежным с тех пор, как выяснилось, что ведущие фигуры абвера выступают против гитлеровской войны и против мер, принятых для смены его руководства. Передававшиеся шепотом слухи о том, что абвер подозревается в контактах с иностранными и даже союзными разведками, еще не оформились в четкие обвинения в адрес отдельных лиц, и ничего не могло быть доказано в судебном порядке. В конце концов, абвер просто обязан был через подходящих посредников поддерживать контакты с другими разведками, если он хотел должным образом выполнять свою работу.
Естественно, мы – персонал внешних станций – о том, что происходит в Берлине, знали немногое, и то в основном из ходивших по столице сплетен. Именно таким образом я услышал в ноябре, что принято решение с нового года включить нашу службу в состав б-го управления РСХА. Такая мрачная перспектива подтверждалась волной добровольных отставок множества старших офицеров, много лет прослуживших абверу, – они предпочитали заняться другим делом, нежели перейти под непосредственное подчинение
