Махатма повернулся к кому-то и пояснил:
— Это значит, что как муниципальный служащий он подметает улицы и еще убирает в частных домах. Метлу следует сделать эмблемой муниципалитета. Где сейчас твой отец?
— Работает на базаре. Он возьмет меня домой, когда там кончит.
— А как ты здесь оказался?
— Сидел на дороге и ждал отца, а тут все пошли — и я с ними. Меня никто не остановил, когда я вошел в ворота.
— Вот и умница, — сказал Махатма. — Я очень рад тебя видеть. Только не надо выплевывать косточки на пол, да и вообще не надо плеваться. Это нечистоплотно и может причинить людям большой вред. Когда ты ешь апельсин, другие вообще не должны этого замечать. Все должно оставаться чистым, даже если ты уничтожил шесть апельсинов подряд.
Он весело рассмеялся над собственными словами и стал учить мальчишку, что делать с косточками и кожурой. Мальчишка радостно смеялся. Все вокруг с почтением следили за их беседой. Потом Ганди спросил:
— А где ты живешь?
Мальчишка махнул вдаль рукой:
— Там, за рекой.
— Можно, я приду к вам домой?
Тот заколебался и сказал:
— Не сейчас… Потому… потому что это так далеко.
— Об этом не беспокойся. У меня есть машина, которую дал мне этот очень богатый человек. Я в одну минуту доеду. И тебя подвезу, если ты мне покажешь свой дом.
— Наш дом не такой, как этот, — сказал мальчишка. — Он из бамбука или еще чего.
— Ах, вот как! — ответил Ганди. — Тогда он мне еще больше понравится. Мне там будет очень хорошо.
Он поговорил с делегацией, которой было назначено прийти в это время, и вскоре ее отпустил, продиктовал что-то секретарю, сделал какие-то записи и, взяв посох, сказал председателю:
— Давайте отправимся в дом этого молодого человека. Я уверен, что вам это тоже понравится.
— Сейчас? — ужаснулся председатель.
И забормотал:
— Может быть, завтра?
— Нет, я предложил отвезти этого ребенка домой. Я не могу сам его подвести. Я бы хотел также повидать его отца, если он встретится нам по пути.
Махатма подал мальчишке указательный палец, чтоб тот держался за него, и позволил свести себя вниз по ступенькам.
Председатель скорбно спросил:
— Может, вы войдете и осмотрите мой скромный дом?
— Я знаю, как все там будет. Дом, конечно, великолепный. Но может, вы пожалеете старого человека и не станете настаивать, чтобы я обошел эти огромные комнаты? Я стар, я устал. Вы очень гостеприимны. Поедемте с нами в дом этого малыша. Если у меня возникнет желание, вы разрешите мне остаться там.
— Я надеялся… — забормотал председатель.
Но Ганди с улыбкой увлек его за собой.
— Вы тоже поедете со мной. Разрешите, я заберу вас, чтобы вы пожили со мной в хижине.
Председатель, вконец растерявшись, только ответил:
— Хорошо, сэр, я повинуюсь.
Приветливость, с которой Ганди его пригласил, заставила председателя забыть о всех проблемах и собственной ответственности. Иначе он бы сообразил, что район, в котором жили подметальщики, был отнюдь не образцовым. Только позже, когда глава администрации разыскал его, чтобы привлечь к ответу за эту ошибку, он вдруг понял, какой промах совершил.
— Неужели вы не сообразили, председатель, что надо было задержать визит хотя бы часа на два, чтобы дать людям возможность вымести и вычистить это ужасное место? Вы же не хуже меня знаете, что там творится!
Все это председатель выслушал, не возразив ни слова. Он снова и снова с радостью вспоминал, что сказал ему Гандиджи. Только когда потом на него напала жена, он вспомнил о другом своем упущении.
— Мы там стояли с сыном, одетые, как ты хотел, и ждали, а ты просто взял и уехал, не вспомнив про нас!
— А почему вы сами не вышли? — спросил он бессмысленно.
— Да как я могла, когда ты сам мне сказал, чтобы я ждала, пока ты меня позовешь? Великий человек был у нас в доме, — всхлипывала она, — а мне даже не посчастливилось выйти к нему! А ребенку какое разочарование!
Придя в себя от изумления, власти постарались преобразить район, где жили мусорщики. Таинственным образом смрад испарился, отбросы и мусор, лежавшие повсюду, куда-то исчезли вместе с мясом и шкурами, которые сушились на солнце на крышах. До самого рассвета муниципальные и прочие работники трудились при свете керосиновых ламп; освещение в этих местах было такой редкостью, что дети танцевали вокруг ламп всю ночь напролет. Гандиджи заметил эту кипучую деятельность, но из милосердия воздержался от замечаний. Только когда все было закончено, он сказал:
— Вот теперь можно поверить, что здесь живут те, от кого по-настоящему зависит чистота в городе.
В поселке все преобразилось. Мужчины повязали на головы свои самые белые тюрбаны, женщины надели свои самые лучшие сари, потащили детей к реке и скребли их до тех пор, пока те не заорали, а затем воткнули им в волосы желтые хризантемы. Мужчины прекратили побоища, постарались держаться подальше от лавок, где продавали спиртное, так что даже самые закоренелые пьяницы выпивали только тайком и сдерживали желание бить жен и домашние горшки. Вся колония так и сияла от света фонарей, горящих на столбах, украшенных ветками и зелеными манговыми листьями.
Ганди поселился в хижине с низкой дверью. Он не хотел никого лишать жилища и выбрал хижину, которая глядела на песчаный берег реки, удостоверившись, что в ней никто не живет, — занимавший ее человек куда-то переселился. Председатель доставил туда низкую тахту, а пол покрыл толстой циновкой из камыша, чтобы посетителям Гандиджи было где сидеть.
Шрирам осторожно опустился на циновку, стараясь не привлекать к себе внимания. Ганди сидел на тахте и что-то диктовал одному из своих секретарей. Они писали и писали без остановки. Махатмаджи занимался разными делами одновременно. Беседовал с посетителями. Диктовал. Писал. Молился. Съел несколько орехов, запив их молоком, что составляло его скудный обед, а потом даже лег на тахту и заснул. Только тогда кто-то потушил лампу, и все вышли из хижины.
Шрирам понял, что не может сидеть здесь дольше. Хотя никто не спрашивал его, что он тут делает, он не мог здесь оставаться. Увидев, что девушка собирается покинуть хижину, он решил, что лучше ему встать и уйти: а то еще нарвешься на неприятность. Девушка подняла прялку Ганди, бесшумно убрала ее и на цыпочках вышла из комнаты. Она прошла мимо, не заметив его, но он не сводил с нее глаз, и она замедлила шаг. Вдруг она остановилась и прошептала:
— Сейчас тебе придется уйти.
Шрирам вскочил и вылетел из хижины.
Она сурово заметила:
— Ты разве не знаешь, что, когда Бапуджи засыпает, мы должны уходить?
Ему хотелось спросить: «Кто это Бапуджи?», однако, подумав секунду, он понял, что она говорит о Ганди, и, опасаясь, как бы эта решительная особа не прогнала его, сказал:
— Конечно, знаю. Я только ждал, пока ты выйдешь.
— А ты кто? Я что-то не помню, что видела тебя раньше.
Этого вопроса он ждал все время, но теперь, когда она задала его, вдруг понял, что не может вымолвить ни слова.
