выпад, кистевой финт, ложная атака в корпус… Все правильно. Вот только на первом элементе противник не сумел правильно выйти на удар ногами. Попытался компенсировать быстрым вращением, потерял позицию и начал проваливаться на собственной обманке… Сейчас! Ошибки в классических комбинациях опровергаются классическим образом. Даже придумывать ничего не надо.
Я шагнул навстречу, развернул корпус и коротким рубленым движением сбил червя. Призрак дернулся, попытался закрыться тем обрывком, что остался. Я сместился в сторону и внешне небрежным движением махнул тенеферией. В какой-то момент черная и белая струны переплелись, затем я резко рванул Тень вниз и вбок. Широкий, опасный для исполнителя мах. На долю секунды я остался без защиты — слишком далеко ушла тенеферия. Только чего бояться, если в руках призрака остался тридцатисантиметровый огрызок? Вернуться в позицию — дело нескольких мгновений. А потом прямая атака, отразить которую невозможно…
Я успел заметить, как прямо передом мной из ниоткуда возник серебряный клинок, и, кажется, попытался уклониться…
Живое лезвие вошло в грудь. Глупо, поймали, как ребенка. Заставили забыть, что ферии лишь форма, а исходные силы способны проявиться в любом месте по желанию того, кто способен ими манипулировать. Как глупо…
Время остановилось. Я ожидал обжигающей боли, потери сознания, раскрывшейся под ногами зубастой глотки гигантского червя. Ничего. Я по-прежнему стоял на радорианском складе, передо мной в нелепой позе застыла элианка Айя Сиини, а мягкая податливая сосулька, Пробившая меня насквозь, стремительно втягивалась под кожу.
Попытка сдвинуться с места успеха не принесла. Казалось, меня намертво вморозили в пространство. Допустим. А как насчет Тени? Я потянулся к протекающему сквозь меня потоку тьмы, почувствовал, как заныли зубы. Боль была не физической, да и вряд ли это можно назвать болью. Скорее искажение восприятия: какая-то часть меня не желала иметь ничего общего с Тенями. Я решил не обращать на нее внимания.
В воздухе неторопливо разлилась бесформенная чернильная клякса. В отличие от меня и элианки разрушительная сила не была связана ни временем, ни законами физики. Сгусток тьмы вытянулся, затвердел, превратившись в длинное антрацитовое копье. Миг — и Тень прошила элианку насквозь, сделалась жидкой и подобно серебристой сосульке начала всасываться в плоть. Я не стал церемониться — Паразита следовало выжечь дотла.
На смену зубной боли пришел зуд. Покалывание тысяч маленьких иголок. Шуршание, постепенно перерастающее в однообразный гул.
Я ощутил беспокойство. Проблема не в том, что я превратился в живую статую, не в замершем на стоп-кадре мире. Нечто большое. Далекое и близкое одновременно. Странно. Мысли… нет, сам способ мышления казался чужим. Я попытался собраться. Бесполезно. Пам-там, там-пам. Однообразный ритмичный стук несуществующих барабанов не давал сосредоточиться. Лишал жизнь всякого смысла. Пам-там, там- пам. Даже неослабевающий зуд не имел больше никакого значения.
Приди в себя. Очнись. Не поддавайся! Ты должен… Должен ли? И кто такой я?.. А, помню! Я — Геннадий Павлов. Человек с планеты Земля. Человек — это звучит гордо. А гордыня — это смертный грех…
Слова превратились в набор букв. Только задумаешься, а они рассыпаются на кусочки алфавита. Альфа-бета. Или вита? Вита ностра, а еще ностра бывает коза. Не важно. Ничто уже не важно. Пам-там, там-пам… Тень, ты меня слышишь? Тень?! Нет ответа. Даже послушная тьма не желала являться засыпающему хозяину. Я разозлился. Тень — моя! Вселенная может гореть синим пламенем, но Тень — часть меня и обязана подчиниться!
Пам-там, там-прабн. Барабаны внезапно сбились с ритма. Пелена дремы растерянно дрогнула. Попыталась снова убаюкать, утянуть на дно мягкого теплого болота. Но было поздно. Тень! Тень! Тень!
Мир раскололся. Чем-то это походило на поливариантное будущее, пропущенное через призму предвидения, только проще и сложнее одновременно.
Две реальности. Два Геннадия Павлова — силуэт, вырезанный из черной бумаги, и фигурка из жидкого белого пламени. И за каждым след, уходящий далеко в будущее, — последствие сделанного выбора. Какого выбора?!
Видение дрогнуло. Подернулось рябью. Два Геннадия Павлова повернулись ко мне лицом. И в следующий миг свет и тьма соединились.
Меня прошил разряд тока. Бесконечная, неистощимая энергия. Хотелось бежать, возводить и рушить дворцы, забивать кулаками гвозди… Да что угодно! Лишь бы не сидеть на месте.
Возбуждение накатило и схлынуло. Я все еще пребывал в состоянии окаменения. Остановившееся время не желало ускорять ход. Черт возьми, и сколько мне так висеть?!
Словно в ответ на мысленный выкрик пси-поле отозвалась глухой напряженной вибрацией. Я скептически посмотрел на дверь, блокирующую выход в мир океана. Пропущенный через меня разряд не исчез бесследно. Я не чувствовал ни усталости, ни напряжения. Каждый мускул, каждая клетка тела наполнены энергией и готовы к работе. Что мне чужие барьеры?
После второго удара дверь разлетелась в щепы. Я взмыл вверх, попытался привычно охватить многоголосицу сознаний окружающих меня существ и застыл, глядя на приближающуюся волну.
Это и волной-то нельзя было назвать. Даже цунами, способное смывать города, казалось нелепой беспомощной пародией. Пенящийся вал поднимался до неба. Облако водной пыли катилось на полшага впереди и почти достигло места, где я оказался.
Времени на раздумье не было. Никакой пси-щит, никакой экран не смогут противостоять наступающей стихии. Тень?.. Впервые я почувствовал неуверенность — способно ли совершенное оружие остановить надвигающуюся угрозу? Отступать назад в тело было бессмысленно: удар такой силы не просто погасит сознание — перемолотит личность как Жернов. Остается одно — вперед наверх, в мир тумана, где сама структура психополя не допускает разрушительного шторма, в мир Наблюдателей.
Короткий полет, собранная в кулак воля, сверхусилие, необходимое для преодоления границы… и мягкие, пушистые объятия. Успел.
Водный горб дополз до места, где я стоял, и не найдя цели, рассыпался мириадами соленых брызг. Волны пониже, раздосадованные тем, что жертва ускользнула, слепо рыскали, сталкивались и расходились, покрывшись коростой пены. И вдруг разом улеглись. Поверхность океана стала гладкой, как туго натянутая простыня. А потом вода снова пришла в движение, закручиваясь в бесконечную, до самого горизонта, спираль. Океан будто просел под тяжестью собственного веса. И с каждым мгновением чудовищный водоворот разевал пасть все шире и шире. Казалось, еще немного — и гигантская воронка дотянется до дна.
Ощущение чужого присутствия. Я вслушался в пробегающие по туману вибрации.
— Олег? — Молчание. Ладно, работать с туманом не впервой. Прячься — не прячься, найду.
Я начал уплотнять синее марево и с удивлением обнаружил, что некогда податливая дымка стала скользкой и не желала принимать нужную форму. Что-то новенькое.
Попытки взять стекленеющую субстанцию под контроль окончились ничем. Разозлившись, я решил отказаться от идеи тонкого манипулирования и просто врезал по причудливым хрустальным переплетениям сгустком самой грубой из доступных на этом слое пси-энергий.
Тишина раскололась. Завораживающие переливы, звон тысяч легчайших воздушных колокольчиков. Пси-пространство пело песнь Гарта. Миллиарды психосфер. Радориане, живущие на планете, и пассажиры лайнера, выходящего на орбиту. Струящиеся изумрудные мелодии элиан и жесткий режущий раскат двух послов Дзорта. Негромкая, похожая на завывания ветра мелодия фауны, привыкшей выживать в условиях вечной зимы, и неожиданно бодрые, почти веселые аккорды небогатой гартианской флоры. Но меня интересовали не они.
Лиловая, сливающаяся с туманом опухоль не желала отзываться. И структура этого не принадлежавшего планете образования была до боли знакома. Все-таки Наблюдатель. Наблюдатель ли? Я всматривался в кристалл, едва различимый на фоне друз хрусталя, в которые превратился туман. Что-то с ним было не так. Он походил на Олега и в то же время чем-то неуловимо отличался.
