Его убило наповал перед траншеей, 30 ноября 1718 года, и военный инженер, который был рядом с ним, сказал холодно: «Пьеса окончена, пошли ужинать».
Карлу было 36 лет. Половину жизни он провел воюя, сам устраивал войны, если их не было. Более всего его занимала война с Россией. Даже не столько со страной, сколько с ее царем. Человек не рождается для войны, но Карл — одно из исключений; война была его культом. Он знал, что такое раны, он был весь в шрамах, но верил в свою неуязвимость. Он никогда не жил в роскоши, не носил пышных одежд, не интересовался искусствами. В сущности, это был необразованный солдафон. Его любили — за что? В нем была идея служения. Не народу, не стране — войне. В этом чудилась какая-то высокая цель, предназначение. Ему хотелось, чтобы шведская армия внушала Европе страх. Он изнурил свою страну, разорил ее, а ему поставили памятник в столице, в центре. Куда-то он скачет на зеленом от патины коне, простертая рука по-прежнему призывает солдат, хотя Швеция давно отказалась от воинских вожделений. Но, между прочим, он же довел Швецию до отвращения к войне. После него воинственность пошла на убыль.
И Карл, и Петр, оба проявили непонятное упорство касательно Петербурга. И тот и другой ни за что не хотели отступить. Карл не хотел оставить Петербург в русских руках, за этот клочок земли ему предлагали любую денежную компенсацию, он не соглашался. Пока Петербург остается за Россией, на мирные переговоры он не шел.
А что тогда был Петербург — поселок на болоте, земляная крепость, малая верфь. И чего Петру было так держаться за устье Невы? Сподвижники не понимали непреклонности царя.
Если бы Петр стремился к завоеваниям, он многому бы мог поучиться у Карла. У Карла всегда оставалась в запасе новая война и личное мужество, чтобы ее начать. Он не обращал внимания ни на безденежье, ни на потери. Когда один из солдат сунул ему под нос заплесневелый кусок хлеба — вот чем нас кормят, Карл взял, съел, сказал: да, нехорош, но есть можно.
Карл любил опасность, Петр избегал ее. Но и Петр, и его генералы в Полтавском бою не считались с опасностью. Под Меншиковым убило трех лошадей. Петру прострелили шляпу, луку седла, еще одна пуля расплющилась о крест, что висел на груди. Молочков уверял нас, что Петра охраняли высшие силы. Петр был ниспослан России, чтобы вывести ее на мировой простор.
Молочкову нравилось сравнивать трех венценосцев — Петра, короля Августа Сильного и короля Карла. Все трое храбрецы, все претерпели немало злоключений. Корона то и дело сваливалась с головы Августа, он метался между Карлом и Петром, клялся в дружбе, изменял то одному, то другому, лобызался с тем, на чьей стороне была победа, признавался в любви тому, кто бы мог удержать ему корону. Всякий раз являлся с повинной к победителю. Смущался он недолго. Собственная честь его не обременяла, легко прощал себе зло, которое причинял, поэтому не считал себя злопамятным и того же требовал от других.
Рыцарство в Швеции имело вековые традиции. Но откуда вдруг у Петра столь рыцарское отношение к противнику?
Загадка! В России рыцарства не было. Не было ни этого ордена, ни его заповедей — мужество, честь, защита слабых…
Ввести указами такое невозможно. Петр пользовался страхами: тех, кто бежит с поля боя, обещал вешать. Тех, кто вернулся из заграничного учения и ничему не научился, — лупил палкой, лишал должности, посылал в матросы.
— Насилием ничего нельзя достигнуть, — убежденно сказал профессор. — Советский опыт еще раз это доказал.
— Позвольте вам заметить, что европейский костюм ввели принудительно, под страхом наказания. На это всегда ссылаются, когда хотят укорить Петра. А что получилось? Перестали носить кафтаны, шубы, охабни.
Облачились в сюртуки французского покроя, появились парадные кафтаны, на ассамблеях блистали серебряным шитьем камзолов. На улицах поражали пунцовым, синим цветом плащи-епанчи английской, шведской моды. Возникло понятие моды, модная одежда преобразила неотесанных дворян, купцов. Моде охотно следовали. Менялось поведение, вкусы, привычки молодежи, женщин, они радостно приобщались к светской жизни с ее балами, маскарадами, веселыми городскими празднествами.
— Зато нравы остались прежние, — не сдавался профессор.
Глава двенадцатая
АКАДЕМИЯ ЛЕТНЕГО САДА
В Голландии Петр впервые увидел сады с лимонными и апельсиновыми деревьями. Экзотические фрукты висели на ветвях — оранжевые, желтые, словно фонарики. Зрелище поразило его не меньше, чем соборы, витражи, каналы. Голландский климат похож на российский, следовательно, можно выращивать эти диковины и в России.
Идея подобного сада вызревала постепенно, когда надо, Петр умел быть терпеливым, из многих дворцовых садов и парков складывалось у него видение Летнего сада.
Петербург начался с Петропавловской крепости, с Троицкой церкви и, как считал учитель, — с Летнего сада.
Петр пригласил известных садовников и вместе с ними проектировал сад. Молочков видел чертеж Летнего сада, сделанный петровской рукой. Проект возник не на пустом месте. С детства Петр любил кремлевские сады. Но Летний сад будет другим. Из Голландии Петр привез книги по садоустройству: как обрезать деревья, как формировать кроны.
Чертеж показывает пристрастие Петра к стилю голландского барокко: места уединения, островки, гроты, беседки. Прямые аллеи и вдруг лабиринты, лесочки, цветники.
Над Летним садом трудился приглашенный шведский садовник Шредер. Высокие шпалеры из лип, кленов, акаций он украсил скамейками для отдыхающих. Расставил их по аллеям. Государь часто приходил смотреть на его работу. Кряхтел, хмыкал, чего-то ему не хватало. Нет, работой Шредера он был доволен, украшения хороши, но… Достаточно ли этого посетителям? Что они еще могли бы получить? Швед не понял — удовольствие, что еще… А кроме удовольствия?.. Что царь имеет в виду?.. Ну, допустим, полезные сведения, — настаивал Петр. Садовник недоумевал — какие сведения? Потом он вспомнил старинные традиции времен Ренессанса. Книги! Класть на скамейках книги нужного содержания, чтобы гуляющие могли их читать. А учитывая неверную погоду — прикрывать их кожей от дождя.
Петр рассмеялся. Столичная знать читать неохоча, да и непривычна, она идет в сад развлекаться, гулять. Нет, не лучше ли будет изобразить сценки из Эзоповых басен? Сцены в лицах! С текстами!
Были выкопаны бассейны, края обложены раковинами, в каждом бассейне фонтан и фигуры животных — свинцовые, позолоченные. Всего шестьдесят штук. Каждая группа соответствовала басне Эзопа. Примерно как на памятнике Крылова, открытом здесь спустя полтораста лет, как бы в память о петровской выдумке.
Басни Крылова знают с детства все русские школьники, с радостью отыскивают изображения на постаменте памятника. Басни Эзопа были при Петре в новинку. Не знали их содержания и еще менее разумели их значение. Поэтому Петр приказал у каждого бассейна поставить столб, на белой жести написать и басню, и ее толкование. Читайте, смотрите, понимайте!
Одной из первых переводных книг по указанию Петра были Эзоповы притчи. Книга вышла в 1700 году. Летний сад стал продолжением книги. Приходя в сад, Петр собирал гуляющих и объяснял смысл изображаемых басен.
Басни, считал он, наиболее впечатляющий, доходчивый элемент общего образования.
Среди торговых агентов, отправленных Петром в Италию приобретать картины, статуи, был Юрий
