собой, завиваясь и ниспадая, нежные стебли и листья, то острые, то кудрявые.
Стены древнего собора, включая аркатурный пояс, были сложены из желтовато-серого туфа, их раньше белили известью. На таком тусклом фоне особенно ярко сверкают белые камни резных ободверий и столь же ослепительные белые львы — недремлющие стражи, что возлежат и наверху и внизу, на больших плитах над ободвериями и по их сторонам. Эти львы совсем необычные — у каждого по одной голове и по два туловища, одно идет поперек стены, другое вдоль. Их высекал самый искусный мастер.
Есть в Суздальском соборе настоящее чудо: это двери, одни западного входа, другие — южного, так называемые Златые врата.
Златокузнецы сдержали свое слово князю Юрию, когда взялись создать двери лучше, изящнее, причудливее, нежели их отцы создавали для Успенского и Дмитриевского соборов, а их деды для Золотых ворот Владимира и для Боголюбовского соцветия.
Эти двери о двух створках. Медные валики идут сверху вниз и справа налево и разделяют каждую дверь на двадцать восемь квадратов, по семь в ряд, в каждом квадрате медная пластина — тябло. Эти пластины — подлинное чудодейство XIII века. Сперва они покрывались тонким слоем воска, на котором чем-то острым прорезался рисунок. Потом эти прорези рисунка заполнялись золотом, смешанным с ртутью и растворенным в «царской водке» [Смесь соляной и азотной кислот — единственная жидкость, в которой растворяется золото.], потом пластину обжигали, растаявший воск сливали, а пластину прибивали в соответствующий квадрат дверей. Двери получались черные с картинками — тяблами, мерцающими золотым сиянием тонких линий и золотыми буквами. В каждой дверной створке вместо ручек было вделано по золоченой львиной маске с кольцом в пасти.
На западных главных дверях эти тябла похожи на иконы и посвящены церковным праздникам, в том числе и введенному Андреем празднику Покрова. А на южных дверях изображены разные сценки из церковной истории. Вот тябло — юноша с четырьма овечками, это жертвоприношение Авеля. Другое тябло — юноша играет с собачками; но это не собачки, а свирепые львы, которые хотят растерзать того юношу — пророка Даниила. В нижнем ряду есть тябло: лев один, он поднял лапу и улыбается, а его удивительный хвост превратился в развесистое дерево.
Валики между тяблами покрыты сложным растительным узором, а где перекрещиваются валики, помещены выпуклые «умбоны» с изображениями свирепых львов, птицедраконов и других чудищ.
Богомольцы перед тем, как войти в храм, останавливались, пораженные, возле дверей, кто умел — читал поучительные надписи, прочие слушали, глядели во все глаза. Так простолюдины наглядным образом обучались закону божьему, а на самом деле с большим интересом рассматривали занимательные картинки невиданной золотой книги.
Ну а мы, отдаленные потомки тех богомольцев, когда входим в собор-музей, с не меньшим интересом глядим на эти тябла и удивляемся высокому искусству, умению и вкусу древних златокузнецов-художников, создавших эти наполненные жизнью картинки.
Кстати, не в одном Суздале были такие Златые врата. Летописец, говоря о пожаре нижегородского собора, со скорбью добавляет, что и «двери, дивно устроенные медию золоченою, згореша».
Много чего «дивно устроенного» создали златокузнецы для Суздальского собора, но все исчезло, погибло в пламени или было разграблено. Летописец говорит, что пол в соборе был устлан «моромором красным разноличным», то есть поливными разноцветными плитками, образовывавшими на полу разнообразные сложные узоры. И эти плитки исчезли бесследно.
И еще летописец говорит о внутренней росписи собора. Нынешние неутомимые исследователи открыли остатки фресок XIII века, но художники всегда любовно оберегали живопись предыдущих лет, ее не сцарапывали, не счищали, а покрывали новыми слоями красок. В течение веков роспись возобновлялась много раз, и где-нибудь еще прячутся дивные творения древних живописцев. Придет время — их разыщут.
Печальна участь архитектурного наследия тщеславного великого князя Юрия. Мы даже не знаем, являлись ли чересчур высокие храмы, созданные его самонадеянными зодчими, шагом вперед в сравнении с белокаменными чудесами прежних лет. И только суздальские Златые врата убедительно говорят нам, каких высот достигло русское прикладное мастерство златокузнецов XIII века.
Последняя жемчужина
В летописях почти ничего не говорится о пятом сыне Великого Всеволода — Святославе. Малолетним дважды отправлялся он княжить от имени отца в Новгород. Второе княжение кончилось для него печально — мальчика посадили, правда, не в подземную темницу — поруб, а в задние горницы архиерейского двора, и отцу стоило немало хлопот вызволить его.
Святославу достался маленький городок — Юрьев-Польской [Название города — Польский, или, правильнее, Польской, происходит от безлесных и плодородных земель Ополья, а к Польше, к полякам отдошения не имеет. Русские тогда называли поляков ляхами], основанный в 1152 году повелению его деда, Юрия Долгорукого, при слиянии рек Гзы и Колокши. Окружен был городок-крепость земляным валом, и стоял там белокаменный Георгиевский собор.
После смерти своего отца Святослав держал то сторону брата Константина, то брата Юрия, позднее вместе с братом Ярославом ходил походом на чудь и на ливонцев, а с Юрием — на поволжских болгар и на мордву. Летописи особо отмечают его личную храбрость. Возвращался он из своих походов с богатой добычей.
Когда артель каменщиков построила для великого князя Юрия последний храм и освободилась, Святослав позвал тех мастеров к себе и задал им почти такой же вопрос, какой за девять лет до того задавал его брат.
— Можете ли вы поставить в моем граде храм, пусть поменее суздальского, но хочу, чтобы красою своею он затмил бы все, что строили мой дядя, мой отец и мои братья?
За девять лет у каменщиков понабралось умения, и они, подумав немного, ответили:
— Можем построить.
И главный зодчий добавил:
— И будет твой храм как яблоневый сад в цвету и как жемчужина.
Старый белокаменный собор Юрия Долгорукого стоял, по словам летописца, «девяносто лет без одного лета». И стоять бы ему еще не один век, но был он «безнаряден» — без украшений — только ряд зубчиков шел поперек стен. Святослав повелел разрушить его и на прежнем месте построить новый собор. Строили его четыре года.
В летописи за 1234 год так говорится: «И създа ю Святослав чюдну резаным каменем, а сам бе мастер».
Неужели князь мог быть зодчим, мастером-камнесечцем? Нет, такого не могло быть никак — слишком велика была сословная разница между повелителем-князем и холопами-камнесечцами.
Святослав мог ежедневно наблюдать за их работами, мог советовать, при случае даже нагибаться. Но сесть на колоду и взять в руки молоток со скарпелем сын Великого Всеволода, внук Юрия Долгорукого, правнук Мономаха не мог никогда. Современные историки доказали, что окончание фразы в летописи добавил переписчик XV века.
Зодчие свое слово сдержали. И встал храм как жемчужина и как яблоневый сад.
Все камни, слагавшие стены собора, были резные. И каждый камень в отдельности являлся подлинным и вдохновенным произведением искусства древнего камнесечца. А всего работало, по мнению ученых, не менее одиннадцати мастеров. У каждого были своя сноровка и свой вкус.
Высекали мастера на камнях богоматерь, Христа, святых, заморских зверей и птиц, головы женские и львиные, разные растения и деревья.
