было бы лучше, если бы Евсевий сначала переговорил частным образом с архимандритом Евтихием и потом уже, когда бы оказалось, что он действительно впал в ересь, звать его на суд перед собором, Евсевий объяснил, что он издавна состоял в дружеских отношениях с Евтихием и не раз уговаривал его даже при свидетелях оставить свои заблуждения, но не имел успеха. Собор решил отправить к Евтихию депутатов в лице священника и диакона и пригласить его явиться для оправдания. На втором заседании Евсевий дорилейский к прежде сказанному присоединил, что Евтихий распространяет свои заблуждения и многих совратил. По его же предложению приступлено было к прочтению актов, касающихся дела по осуждению Нестория, и затем архиепископом Флавианом изложена формула исповедания веры, которую подписали все присутствующие.
Между тем посланные к Евтихию депутаты доложили собору, что он отказывается явиться на соборное заседание, т. к. дал обещание никогда не оставлять своего монастыря, что собору должно быть известно давнишнее к нему нерасположение Евсевия дорилейского, желающего и теперь оклеветать его, что, наконец, Евтихий готов присоединиться к постановлениям Никейского и Ефесского соборов и подписать их. По требованию Евсевия собор снова отправил двух депутатов к Евтихию с новым предложением явиться на собор. Но депутаты по возвращении доложили, что они с большим трудом были допущены к Евтихию, который повторил им свое первое заявление, что он по обету не может оставить стены монастыря, и что он уже стар и дряхл, и что пусть священный собор поступает по своему усмотрению и не принимает на себя труда посылать к нему третье приглашение. Выслушав это, собор отправил третью депутацию к Евтихию с письменным приглашением явиться на 17 ноября в соборное заседание под угрозой канонов, карающих ослушников. Константинопольский архиепископ употреблял все меры, чтобы не придавать делу слишком громкого значения, но Евтихий имел против себя очень настойчивого и горячего противника, о котором Флавиан раз сказал: «Неизвестна ревность обличителя, самый огонь ему кажется еще холоден по причине его ревности о благочестии. Богу известно, сколько раз я просил его не быть настойчивым!»4 С другой стороны, и упорный отказ Евтихия подчиниться желанию собора лично явиться в заседание и дать объяснение в приписываемых ему мнениях ставил Флавиана в очень затруднительное положение перед Евсевием. На новый отказ Евтихия, что он не может явиться по случаю болезни, ему дана была еще отсрочка до 22 ноября.
Последнее заседание этого собора, происходившее в понедельник 22 ноября, имеет самое существенное значение в деле Евтихия. На нем присутствовал сам обвиняемый, который так упорно отказывался пред-
?ставить собору личные объяснения. Когда отцы собора были уже в составе, председатель приказал дьяконам Криспину и Иовиану идти справиться, не пришел ли архимандрит Евтихий, и если его найдут около церкви или в другом месте, то чтобы пригласили его в заседание. Означенные дьяконы по возвращении доложили, что хотя самого Евтихия они не нашли, но узнали, что он идет с большим отрядом воинов, и с монахами, и с полицейской стражей. Вслед за этими словами экдик пресвитер Иоанн доложил, что Евтихий прибыл с большим отрядом воинов, и монахов, и полицейских чинов епарха претории, но что сопровождающие не согласны отпустить его в заседание, пока собор не даст ручательства за его личную безопасность, и что Магн силенциарий находится вместе с ними у ворот и желает присутствовать на соборе как представитель благочестивейшего и христолюбивого царя. Когда Флавиан дал разрешение впустить, силенциарий Магн прочел собору указ следующего содержания: «В заботах о мире, и о святой Церкви, и о православной вере, и в желании сохранить веру, боговдохновенно изложенную отцами на Никейском и Ефесском соборах, и для предупреждения соблазна в православии мы постановили назначить для присутствования в соборе превосходительного патрикия Флоренция, мужа верного и засвидетельствованного в православии».
Как ни было необычно подобное распоряжение, ставившее соборные мнения и решения по делам веры под контроль светского лица, облеченного высоким авторитетом царского делегата, тем не менее, собор приветствовал этот указ многолетием и изъявил согласие на участие в соборе царского делегата Флоренция. Когда спрошенный по этому поводу Евтихий тоже не высказал возражений, собор стал продолжать расследование дела, начав с прочтения всех предыдущих актов, касающихся Евсевия и Евтихия. Когда дошли до той части второго письма Кирилла, где читается: «Исповедуем Господа нашего Иисуса Христа Сына Божия единородного, Бога совершенного и человека совершенного из души разумной (???????) и тела; прежде век от Отца рожденного по Божеству, в последние же дни ради нас и нашего спасения от Марии Девы по человечеству, единосущного Отцу по божеству, единосущного нам по человечеству, ибо было соединение двух естеств, почему исповедуем одного Христа, одного Господа, и по смыслу сего неслитного соединения исповедуем св. Деву Богородицей чрез воплощение и вочеловечение Бога Слова и в самом зачатии соединение с Собою воспринятого от нее храма» 5. При этих словах Евсевий дорилейский сказал: «Могу уверить, этого он не признает и никогда не был согласен с этим исповеданием, но говорил и учил противоположное». Тогда патрикий Флоренции предложил спросить Евтихия: «Согласен ли он с только что прочитанными словами»? Но на это возразил епископ Евсевий: «Позвольте продолжать чтение документов, ибо мне это важно для обличения. Если бы он сейчас выразил свое согласие, то я мог бы показаться в подозрении, что сделал ложное обвинение. Между тем я доказал его виновность и свидетельствами тех лиц, которые были к нему посылаемы от собора, и вновь могу это подтвердить словами преосвященных епископов. Я боюсь его коварства,— продолжал Евсевий,— я беден, не имею средств, он угрожает мне изгнанием. У него есть Деньги, и он пугает меня ссылкой в оазис». Председатель замечает ему: «Хотя бы ты тысячу раз повторял это, мы ни за что не пожертвуем истиной».
Евсевий, однако, не унимался: «Ведь меня лишат сана, если я окажусь клеветником». Тогда патрикий Флоренции возвращается к прежнему предложению с маленькой поправкой: «Пусть будет сделан вопрос Евтихию: как он верует, и, судя по тому, что он скажет, предложить потом другой вопрос: почему ныне говорит так, а прежде мыслил иначе?» Когда, наконец, удалось успокоить Евсевия, что от нынешнего ответа Евтихия не будет для него никакого нарекания, предложен был обвиняемому следующий вопрос: «Согласен ли с прочтенными сейчас словами блаженного Кирилла и признает ли соединение двух естеств в одном лице и в одной ипостаси, или же нет?» Евтихий ответил: «Да, из двух естеств». Евсевий поставил еще тот же вопрос: «Исповедуешь ли два естества после воплощения и признаешь ли Христа единосущным нам по плоти, или нет?» Евтихий отвечал на это: «Я препоручил себя святейшеству вашему и сказал, как мыслю об Отце, и Сыне, и Святом Духе, больше меня нечего спрашивать». Архиепископ спросил: «Ныне исповедуешь из двух естеств?» Евтихий отвечал: «Поелику исповедую Бога моего и Господа неба и земли, то доселе нбТпозволял заниматься вопросом об естествах; признаю, что доныне я не исповедовал Его единосущным нам». Архиепископ спросил: «Не признаешь Его единосущным Отцу по Божеству и единосущным нам по человечеству?» Евтихий ответил: «Доселе я не сказал, что тело Господа и Бога нашего единосущно нам, Святую же Деву признаю единосущною нам, и что из Нее воплотился Бог наш».
Последовало еще несколько вопросов, на которые Евтихий ответил: «Я согласен на все, что говорите». Патрикий Флоренции спросил: «Если Мать единосущна нам, то, конечно, и Сын единосущен?» Евтихий ответил: «Доныне я этого не утверждал. Поелику же исповедую Его телом Божиим, понимаешь, я не сказал, что тело человека есть тело Божие, но человеческое тело, я не сказал, что от Девы воплотился Господь. Если же требуется сказать, что воплотился от Девы и что единосущен нам, то скажу и это, господин мой... прежде я этого не говорил, ныне же признаю это, поелику ваша святость утверждает так». Последние слова могли казаться неискренними и вынужденными настойчивостью вопросов, поэтому архиепископ спросил: «Что же, ты исповедуешь истинную веру по принуждению, а не по убеждению?» Евтихий отвечал: «Ныне, господин, так думаю, до сей поры боялся говорить. Знаю Господа Бога нашего и не позволял себе исследовать Его природу, поелику же ваша святость допускает это и учит, то я решаюсь говорить».
Затем собор предложил Евтихию анафематствовать всякое учение, противное изложенным догматам.
