одно — порвать последнюю ниточку, которая все еще связывала ее с семьей. Но разве может даже дорогое сердцу воспоминание быть важнее благополучия несчастного мальчугана?
Папа поймет. Граф никогда не уставал подчеркивать, что выполнение обязательств — это прежде всего дело чести. Ведь он же удочерил внебрачную дочь своей жены. И она стала младшей сестрой Сары, и он любил их абсолютно одинаково. Ее отец — самый лучший на свете.
Стук в дверь вернул Сару к действительности.
У нее перехватило дыхание. Кто это может быть в такое позднее время? Даже кредиторы Бринсли не позволяли себе заявляться за долгами мужа почти в полночь.
Сара очень медленно повернулась и посмотрела на входную дверь, всем сердцем желая, чтобы тот, кто за ней стоял, развернулся и ушел. Если это не кредитор, то скорее всего один из приятелей Бринсли. Надо иметь совсем пустую голову, чтобы пойти и открыть кому-то из этих недоумков.
Сара ждала, отчаянно пытаясь расслышать удаляющиеся шаги. Гнетущая тишина. Кто бы там ни был — мужчина, женщина, — но посетитель явно прислушивался, пытаясь понять, есть ли кто дома.
У Сары бешено заколотилось сердце. Посетитель постучал еще раз, намного громче. Она вздрогнула от неожиданности и покрепче сжала рукоятку пистолета. Стук сердца гулко отдавался в ушах.
Сара очень медленно зарядила пистолет, моля Бога, чтобы не пришлось его использовать, а если придется, так чтобы порох оказался достаточно сухим. Потом подняла пистолет, навела его на дверь и без особого успеха попыталась сделать так, чтобы рука перестала ходить ходуном.
Тишине, казалось, не будет конца.
За дверью невнятно выругались. Сара едва не спустила курок.
Ступеньки заскрипели под шагами уходившего гостя.
Сара убрала взведенный курок и опустила руку. Схватившись за каминную полку, она прерывисто выдохнула и перевела дыхание.
Дверь парадного довольно громко хлопнула, и Сара обессилено уронила голову на полусогнутую руку. Она даже не подошла к окну посмотреть, кто это был.
У нее было странное чувство уверенности, что делать это ни в коем случае не следует.
Полчаса спустя она услышала на лестнице тяжелые шаги. На этот раз они остановились на нижней лестничной площадке.
Сара прижалась ухом к входной двери и услышала голоса. Разговаривали Бринсли и мисс Хиггинс, домовладелица. Сара осторожно приоткрыла дверь.
— Да перестаньте же, мистер Коул! — Послышалась какая-то короткая возня, шуршание женских юбок и громкий звук, очень смахивающий на смачный поцелуй. Снизу донеслось игривое женское хихиканье. — Сэр, да вы просто греховодник! Что скажет ваша жена, если вдруг прознает?
Бринсли громко и тяжело вздохнул:
— Да, все это очень нехорошо, но я ничего не могу с собой поделать. Моя жена такая… просто невозможно холодная, зато вы… э-э-э… удивительно теплы.
Он похотливо хохотнул, и все стихло.
Сара сжала губы. Хиггинс можно было только посочувствовать. Сара знала, что такие его ухаживания были всего лишь хитроумным способом не платить за аренду квартиры. К тому же Бринсли был из тех, кто жаждал женского внимания. Ему нужно было поработить каждую женщину, что оказывалась у него на пути, и не важно, нравилась ли она ему при этом или нет.
Спустя какое-то время Бринсли продолжил подниматься на их этаж. Сара отошла от двери буквально за секунду до того, как он широко распахнул ее и вальяжно шагнул через порог. Увидев жену, Бринсли расплылся в широкой улыбке. Ему явно хотелось, чтобы она услышала его заигрывание с домохозяйкой. Ну, уж нет, этого удовольствия Сара ему не доставит.
— Моя дражайшая женушка, — ласково поприветствовал он ее.
Привычным небрежным движением он, сняв пальто, швырнул его на спинку стула и принялся развязывать шейный платок.
Сара, придав своему лицу бесстрастное выражение и лишив голос всякой интонации, холодно ответила:
— Добрый вечер, Бринсли. Я уже собиралась лечь спать.
Муж не ответил. Развязав платок, Бринсли сдернул его и, не глядя, бросил на пол. После этого прошествовал к дивану, повалился на него и разлегся с откровенно самодовольным видом. В распахнутом вороте его рубашки Сара вдруг увидела кровоподтеки на горле.
— Что случилось, Бринсли? — ахнула она и увидела, что губа у него распухла и то ли порезана, то ли прокушена. — Ты что, подрался? Дай я посмотрю, что у тебя с губой.
Она взяла его за подбородок и осторожно повернула лицо к свету.
— Это мы так целуемся?
Она бессильно уронила руку, выпрямилась и молча вышла из комнаты.
Сара прошла к себе в спальню и налила из кувшина в маленькую плошку немного воды. Потом вернулась обратно к Бринсли, прихватив по дороге мягкую фланельку. Опустилась на колени около дивана, вдохнула запах перегара и, намочив тряпицу в воде, принялась промокать разбитую губу мужа.
Она очень надеялась, что эта процедура причиняет ему дьявольскую боль.
— Ой! Черт, перестань! — Бринсли перестал играть роль раненого солдата, вырвал фланельку у Сары из рук и швырнул на пол.
Сара поднялась на ноги и скрестила на груди руки.
— Сколько ты проиграл на этот раз, Брин?
Он не мигая посмотрел на нее своими бесподобными голубыми глазами и поспешил придать лицу приличествующее моменту выражение оскорбленного достоинства.
— Я разве не давал тебе слова, что больше не буду играть?
— Это не ответ на вопрос.
Сара вздохнула, уставшая от всех этих его игр, бесконечных шарад выпытывания и ухода от ответов. Он же должен понимать, что она знает его слишком хорошо, чтобы продолжать верить в его вранье. Иногда ей начинало казаться, что он врет ей просто так, чтобы лишний раз попрактиковаться во лжи.
Сара поставила кастрюльку на очаг, чтобы вскипятить воду. Их прислуга состояла из приходящей каждый день служанки и лакея Бринсли, который упорно отказывался выполнять то, что не входило в его прямые обязанности. Сегодня у Хеджа был выходной, так что Бринсли, вне всякого сомнения, ожидал, что Сара сама почистит его пальто и снимет с него ботинки.
Как это все было не похоже на дом, где она выросла, где чуть ли не через каждые несколько футов можно было наткнуться то на ливрейного лакея в напудренном парике, то на суетливую горничную. Она привыкла считать жизнь в Пенроуз-Холле помпезной и скучной, но сейчас отдала бы все, чтобы туда вернуться!
Но в порыве слепого девичьего романтизма, выйдя замуж за божественно красивого, неотразимого Бринсли, она сделала свой выбор. Ее семья не поддалась соблазну и не выставила ее вон. Граф и графиня Строи были выше такой фальшивой театральности. Однако у Сары не было необходимых средств, чтобы бывать в их круге, а от предложений денежной поддержки она каждый раз твердо отказывалась. Связь с семьей не стала сдержанной, скорее утратила прежнюю теплоту.
Сара заварила кофе и чуть не выплеснула его себе на батистовый халат. В это время на кухне появился Бринсли, подошел к ней, обнял за талию и со вздохом положил голову ей на плечо.
Сара напряглась. Он явно чего-то хотел от нее. Бедняга все еще искренне заблуждался, будто может с легкостью пленить ее и заставить сделать то, что хочет.
— Что бы ты сказала, если бы я сообщил тебе о том, что ты могла бы сделать нас богатыми? — Он покрепче обнял ее за талию. — Мы смогли бы купить дом, наняли бы слуг, начали бы выходить в свет наконец.
Слова Бринсли несли гораздо меньше соблазна, чем его неуклюжие поглаживающие пальцы, но Сара сумела сохранить хладнокровие.
— Я бы сказала, что здесь должна быть какая-то ловушка. — Она повернулась, стараясь поймать его взгляд. — И что мне надо сделать?
— Ты знакома с Вейном? — небрежно поинтересовался Бринсли и, старательно избегая смотреть ей в
