Увиденное в Амарне и уверенность в невозможности смены веры в стране привели царицу Тиу к выводу, что ее сын и его жена не смогут обеспечить безопасное будущее Египетской империи. Амарна была столицей, которой управляла пара мечтателей.
Царица-мать была практичной женщиной. Она была последней из властных цариц восемнадцатой династии. Будучи женой Аменхотепа III, она знала цену властности, внушавшей повиновение, основанное на страхе. Она и ее умерший муж сделали большой вклад в архитектурное убранство Фив, но их любовь к красоте никогда не мешала их объективному восприятию реальности. При угрозе восстания они были готовы вступить в борьбу, и немедленно.
Теперь она наблюдала за сыном, который отказывался защищать свою страну, вернее, отказывался верить в существование такой необходимости.
Царица-мать знала, что Египту грозит опасность как изнутри, так и снаружи. Амарнская жизнь должна была ее и очаровать, и ужаснуть. Она наблюдала за Эхнатоном и его красавицей женой в их дворце, величайшем дворце мира, где они играли с детьми так, как будто и сами не вышли еще из детского возраста. Она видела их оторванные от реальности высокие устремления, которые не мог разделить никто за пределами беззаботного кружка их придворных.
На севере писцы вассальных царей работали всю ночь, записывая слова их испуганных повелителей. В Амарну и обратно шел бесконечный поток глиняных табличек, и каждая кричала об угрозе и отчаянии. Царские посланники лежали «на животах и спинах» у ног Эхнатона и Нефертити, умоляя послать войска и защитить страны, в которые вторглись хетты. Все письма содержали одну и ту же просьбу: «Спасите нас, ведь мы являемся частью Египта!» Царица Тиу смотрела на то, как отсылают послов, оставляя их мольбы без ответа.
Она наблюдала, как царская чета молилась в великом храме Атона. С невинными лицами, поднятыми к символу солнца, они вслушивались в глубокие голоса жрецов Атона, речитативом исполняющих гимн, написанный поэтом-царем:
Воссоединение семьи в Амарне ничем не помогло разрешить возникшие в стране серьезнейшие проблемы. Эхнатон и Нефертити, сверкая, парили в небесах, не замечая, что под их ногами разверзлась земля.
Царица Тиу видела, что их не волнует судьба трона. Их преданность распространяется только на бога, а ее беспокоила судьба Египта, так же как она беспокоила Ая и многих других.
Во время или сразу после этого визита царицы Тиу в Амарнский дворец из Фив переселились два маленьких принца и стали частью царской семьи. Лишь в одном Нефертити разочаровала своего мужа: она не подарила ему сына, наследника Египта. Младшие братья Эхнатона, будучи наполовину царской крови, а поэтому и наполовину божественными, служили защитой от возможных будущих посягательств на трон.
Ай сразу же включил их в свои планы и занялся воспитанием Сменхкары и Тутанхатона. Он наставлял их так, как когда-то наставлял Нефертити и Эхнатона. Той ролью, которую эти дети должны были сыграть в судьбе Египта, они были обязаны Аю.
Нефертити добавила маленьких мальчиков к своей «гирлянде принцесс» и растила их так, как если бы они были ее собственными детьми. Царь Эхнатон особенно отличал старшего, Сменхкару, тогда как Нефертити была больше привязана к младшему, Тутанхатону. Амарнские художники приветствовали вновь прибывших. Амарна продолжала веселиться.
Пусть в Фивах перешептываются жрецы! Пусть угрожает далекий враг! Египетские армии и флот достаточно сильны. Египет – все еще первая страна мира. А Эхнатон – его царь, и все должны ему подчиняться!
Прекрасный город продолжал расти. Дань продолжала поступать.
Мечтатель, который написал гимн Солнцу, не мог поверить, что земная власть отважится посягнуть на владения Атона.
Безмятежность амарнской жизни разбилась вдребезги, когда из Фив пришло сообщение о смерти вернувшейся в старую столицу царицы Тиу. Эхнатон должен был присутствовать на ее похоронах в Долине царей. Его мать не надолго пережила Аменхотепа III.
Теперь их сильнейшая поддержка в Фивах исчезла. После смерти царицы Ай полностью посвятил себя Амарне и интересам своей прекрасной дочери. Нефертити нуждалась в политической находчивости Ая. Она явно знала о ненависти, которую Египет питал к Эхнатону и его богу.
Ай скромно пишет, что в это время он был «одним из наиболее уважаемых придворных Амарны». Он все еще считался армейским командиром высокого ранга. Но годы брали свое, он ощущал потребность в более молодом, сильном и надежном помощнике. Ай предпочитал быть теневым лидером и старался не афишировать свое высокое положение.
Военным и политическим лидером он выбрал Хармхаба (Хоремхеба).
Ай обладал железной волей и способностью обнаруживать в других такое же желание победить. Как и сам Ай, Хармхаб был избранником судьбы.
Составленный в детстве гороскоп (не по звездам, а по календарю, как это было принято в Египте) предсказывал ему великую власть.
Он никогда не забывал пророчества. В соответствии с ним он строил свою жизнь. Став взрослым, он обратил на себя внимание Ая, который, потрясенный силой личности Хармхаба, привез его с собой в Амарну.
Оказавшись при дворе, Хармхаб вызвал восхищение Эхнатона, назначившего его на высокий пост государственного администратора.
Как только Хармхаб утвердился в своем положении, по Египту прокатился громкий голос, и это был голос Хармхаба, который, не теряя времени, начал уговаривать царя послать войска на север.
Кроме того, как администратор, Хармхаб обратил внимание царя на рост коррупции, а ведь раньше в Египте подобные проблемы отсутствовали.
Хармхаб был ранним египетским Савонаролой. Он осмеливался спорить с царем, возможно по наущению Ая. Он говорил ему об опасности, доказывал, что богатства, которые тратятся на Амарну, следует вложить в субсидирование армии, чтобы отразить вторжение хеттских захватчиков, пока не стало слишком поздно. По мере роста опасности его голос становился все громче, что раздражало миролюбивого монарха.
В своей лояльности Эхнатон был уникален. Он продолжал считать Хармхаба одним из своих «великих фаворитов» и осыпал его дорогими подарками, но закрывал свои украшенные драгоценностями уши на мольбы Хармхаба защитить свою страну.
Теперь Эхнатон ежедневно общался с солнцем. Он «отождествлял» себя с Атоном. Возвышенные строки великого гимна стали частью его самого. В этом гимне была вся его любовь к богу.
Бывают моменты, когда даже царь должен побыть в одиночестве. Когда Эхнатон стоял на воздушной платформе, обратив к солнцу свое удлиненное фанатичное лицо, для него существовали две ценности – Амарна и его благодетель – солнце. Остальное значения не имело.
Он праздновал двенадцатую годовщину своего восшествия на трон.
Он восседал в высоко поднятом портшезе, который восемнадцать солдат, под приветственные крики горожан, несли по мосту через Царскую дорогу. Узкое и неподвижное лицо под высокой двойной короной походило на лицо идола. От сандалий до корон – он весь блистал драгоценными камнями, сжимая в длинных изящных руках золотой посох и плеть. В других портшезах размещались Нефертити и дети. Развевались перья. Звучала музыка. Пышность процессии внушала трепет даже амарнцам, привычным к подобным спектаклям.
Великий храм, к которому двигалась процессия, был главным святилищем Эхнатона, хотя в Амарне существовало и несколько других храмов. По его приказанию новые храмы в честь бога солнца выросли также Фивах, Гелиополе, Мемфисе, Гермополисе, Гермонтисе, в Нубии и Файюме. Однако величайшим подношением единому богу была сама Амарна. Никогда ни один египетский фараон еще не строил в таком гигантском масштабе.
День юбилея навсегда останется в памяти Эхнатона, потому что это был последний триумф, который
