совершить бросок к Мекили. Прошу вас в отсутствие генерала изменить приказ и направить удар на Тобрук, а не на Мекили.
Фон дем Борн согласился и повесил трубку.
Элерт повернулся и посмотрел не меня отрешенным взглядом. Но вот в его глазах появилось сосредоточенное выражение, как будто он наконец узнал, кто сидит перед ним. Вернувшись к действительности, он сказал:
– Полагаю, вы слышали наш разговор… Берите машину – нет, лучше самолет! – и отправляйтесь в Мекили. Каждой колонне передавайте новый приказ: «Всем колоннам прорываться прямо на Тобрук».
До этого утра я никогда не слыхал о Мекили. «Берите самолет» прозвучало так же обыденно, как и «скушайте яйцо».
– Каким самолетом я могу воспользоваться, господин майор? – Я уже собирался попросить хорошую карту, но вовремя отказался от этой идеи.
Общая карта театра военных действий. Территории, изображенные на отдельных картах
Лицо Элерта побагровело, а глаза чуть не вылезли из орбит.
– За кого вы, черт возьми, меня принимаете? – взревел он. – За няньку, которая должна менять вам пеленки?
– Нет, господин майор, – запинаясь, произнес я, козырнул и поспешил удалиться из командного фургона.
Как только я закрыл за собой дверь, Элерт вновь открыл ее и крикнул мне вдогонку:
– Возьмите генеральский «шторх»!
Если до этого момента я недооценивал важность и срочность отданных мне приказаний, то понял это, когда мне велели воспользоваться генеральским личным и наиболее важным транспортным средством.
Я нашел пилота Роммеля, унтер-офицера. Сначала он не мог поверить, что какой-то лейтенантишка получил право распоряжаться генеральским самолетом, а когда убедился, что я нахожусь в здравом уме, то заявил, что только ненормальный собирается лететь в песчаную бурю. Возможно, он был прав. Но в этот момент наша беседа была прервана. Сквозь облака пыли мы увидели и услышали невдалеке разрывы вражеских бомб. За воем бури мы услышали приближение машин Королевских ВВС.
Это, похоже, убедило унтер-офицера, что лететь можно и безопаснее быть в воздухе, чем рядом со штаб-квартирой. Он достал небольшую карту, на которой мы не без труда нашли Мекили, и полез в кабину. Из-за жары я был одет в рубашку с короткими рукавами – так и отправился на фронт на генеральском самолете, не положив в карман даже бритву или зубную щетку.
Пилоту Роммеля с трудом удалось набрать высоту. После нескольких кругов я с облегчением заметил, что мы постепенно поднимаемся. Иногда в облаках пыли появлялись просветы, и я успевал заметить движущиеся колонны. Я мысленно повторял про себя приказ: «Обойти Мекили и прямым ходом двигаться на Тобрук». Я восхищался начальником штаба, проявившим инициативу и не побоявшимся без ведома Роммеля изменить план операции такого большого масштаба.
Я продолжал надеяться, что буря утихнет, но мы летели уже три четверти часа, а непогода, похоже, только усиливалась. Унтер-офицер едва справлялся с управлением своим крохотным самолетиком. Сильный ветер мотал его из стороны в сторону, словно воздушного змея на веревочке.
Я прокричал пилоту:
– Мы должны долететь до пункта назначения – вы понимаете, как это важно!
– Вполне, господин лейтенант, – подтвердил он. – Но что невозможно, то невозможно.
И словно в подтверждение его слов нас подбросило вертикально вверх, затем самолет резко провалился вниз – казалось, гибель неминуема. Но пилоту удалось выровнять машину.
Пилот, по-видимому, принял решение. Он прокричал мне:
– Я отвечаю за эту машину! Я сажусь!
Я промолчал и подумал, как он собирается это делать: земли не было видно. Но он каким-то образом, несмотря на мрак, ухитрился снизиться, и вскоре уже наши колеса катились по неровной поверхности пустыни. Этот «шторх» мог бы приземлиться и на теннисном корте.
В некотором смятении я выпрыгнул на землю, и лишь одна мысль упорно вертелась в моей голове – а как же мое задание? Я не имел права провалить его!
На ужасающем ветру пилот пытался вбить в землю колья и привязать к ним самолет веревками. Я прокричал ему приказание оставаться на месте до окончания бури, а сам отправился искать другой транспорт.
Вслепую бежал я сквозь бурю, сознавая, что уходят драгоценные минуты. Или, может быть, часы? Порой меня охватывало чувство одиночества и бессилия. Бредя по пустыне, я не видел ничего, пока в красноватом тумане впереди не различил неясные очертания приближающегося «фольксвагена». Вихрь густой пыли скрыл было его от меня, но я рванулся вперед и закричал что было мочи. Водитель заметил меня и остановился. Он с изумлением смотрел, как я запрыгнул внутрь и рухнул на сиденье. Предупреждение водителя: «Пожалуйста, поосторожней – там помидоры» опоздало. Тяжело дыша, я представился и объяснил, как очутился здесь.
Водителем оказался известный немецкий военный корреспондент барон фон Эзебек. Он тоже сбился с пути и сказал, что, похоже, здесь в радиусе нескольких миль нет никакой жизни. Сквозь песчаные вихри трудно было определить положение солнца. Мы посчитали, что в это время суток солнце должно быть где- то на юге, и свернули влево. Невозможно было угадать, где находится противник – спереди или сзади; но было ясно, что нам следует двигаться к востоку.
Незадолго до сумерек мы натолкнулись на крупнокалиберную артиллерийскую установку, которую буксировал тягач. Мы встретили группу из восьми немецких артиллеристов, которые тоже потерялись в пустыне со своей 88-миллиметровой зениткой, огромным гусеничным тягачом и машиной снабжения. Нам не оставалось ничего другого, как заночевать с ними.
Один из солдат сообщил приятную весть: в грузовике снабжения полно сырых яиц. Я отварил по три яйца фон Эзебеку, его водителю и себе, а военный корреспондент в это время варил кофе. Буря утихала, и, хотя на зубах все еще скрипел песок, еда казалась замечательной, а кофе – просто нектаром.
На рассвете воздух был кристально чистым. На много миль вокруг, насколько хватало глаз, не было видно ни единого следа человека или машины. На юго-востоке мы различали высохшее соляное озеро. Я безуспешно пытался найти его на карте фон Эзебека. Пустыня здесь была усеяна валунами. Мы с военным корреспондентом решили двигаться в сторону соляного озера, чтобы на большой скорости пересечь его гладкую поверхность. Идея была разумной, но нас встревожило появление «харрикейна», летевшего на бреющем полете.
Мы ехали несколько часов, пока не заметили вдали колонну, двигавшуюся в северо-восточном направлении. Фон Эзебек сетовал на то, что прибудет в Мекили слишком поздно и не увидит своими глазами его падение. Мы пересекли соляное озеро и уже приближались к небольшой возвышенности, как вдруг увидели в воздухе немного позади нас самолет, который получил прямое попадание и, объятый пламенем, рухнул на землю. Мы не знали, был ли это наш самолет или вражеский, и помчались к месту падения, чтобы выяснить это. По пути мы наткнулись на укрепленный пост. К нашей радости, он оказался немецким – здесь был установлен легкий зенитный пулемет. Мы прокричали командовавшему постом унтер-офицеру:
– Как проехать на Мекили?
– Вы едете со стороны Мекили, – ответил он.
Он добавил также, что атака на Мекили должна вот-вот начаться.
Через несколько минут я отыскал штаб 5-й легкой дивизии, поспешил распрощаться с фон Эзебеком и, поблагодарив за его помощь, отправился к майору Хаузеру. Он спокойно меня выслушал.
– Ну конечно же это идея Элерта, – сказал он. – Только ему могло прийти в голову такое.
Он обсудил новый приказ с генералом Штрайхом. Но командир дивизии получил свой приказ лично от Роммеля всего несколько часов назад и был готов штурмовать Мекили.
Мы выдвинулись к маленькому форту в пустыне, с трех сторон окруженному британскими позициями. Бой был жарким и длился всего пару часов. Мы захватили в плен генерал-майора Гамбьер-Парри, который
