их спасения.
Но сегодня Кларка в Перрис нет. Я познакомилась с ним лично около года назад на острове Девон, где принимала участие в пробной «лунной» экспедиции исследовательской станции ХМП, но слышала о нем еще раньше. Его палатка стояла как раз возле моей, и каждый вечер, часов этак около одиннадцати, рядом со мной раздавались недовольные вздохи мужчины средних лет, который то и дело пытался поудобнее устроиться на промерзшей земле. В тот вечер, когда я наконец-то познакомилась с Кларком, он показал мне выполненную в PowerPoint презентацию технологий, которые уже используют ВВС, космические агентства и, конечно же, частные компании, чтобы сохранить жизнь пилотам и астронавтам в случае, если что-то пойдет не так. Там же были и приспособления, которые могли помочь, если не сработают уже эти новомодные технологии. В общем, как выразился Кларк, «хай-тек да и только».
Мы сидели за столом в его палатке. Кругом никого не было. Установленный снаружи ветряк издавал гулкий, завывающий звук. Тут он мне молча протянул нашивку ТКС-177, вроде той, что носили на своих костюмах астронавты «Колумбии». Я поблагодарила его и села на стол. Похоже, это и был самый подходящий момент, чтобы начать разговор о расследовании катастрофы с шаттлом «Колумбия».
Из официального отчета о катастрофе я знала, что в момент, когда в отсеке упало давление, на астронавтах не было шлемов, и мне стало интересно, могли ли бы они выжить, если бы оказались в тот момент в скафандрах и с самораскрывающимися парашютами за спиной. Пожалуй, самой похожей на этот прецедент аварией было крушение самолета летчика-испытателя ВВС США Била Уивера. 25 января 1966 года его «Блэкберд SR-71» буквально развалился на части, когда число Маха при полете достигло 3,2, то есть более чем в три раза превысило скорость звука. В этот момент он находился на высоте почти 25 километров, где плотность воздуха составляет лишь 3 % плотности атмосферы на поверхности земли, и только герметизированный костюм защитил его от фрикционного нагрева и воздушных потоков, которые наверняка убили бы его, если бы полет проходил на более низкой высоте. При падении «Колумбии» число Маха составляло 17, но если учесть очень низкую плотность воздуха на высоте в 65 километров, то тамошний порыв ветра по силе можно сравнить со скоростью ветра в 650 км/ч над уровнем моря. А это и есть то, что Арт Томпсон называет управляемым риском. «Выжить при этом было возможно», – утверждал Кларк.
Но астронавтам «Колумбии» угрожало нечто большее, чем просто термические ожоги и порывы ветра. «Мы обнаружили очень странные повреждения, природу которых никак не могли объяснить», – рассказывал Кларк. Говоря «мы», он имел в виду военных врачей, людей, которые привыкли к виду вытекшего мозга или раздробленных конечностей.
«Мы знаем, как обычно разрывает людей, – продолжал Кларк. – Это происходит в местах суставов». То есть так же, как расчленение курицы или любого другого существа с костями. «Но здесь было что-то другое. Выглядело так, словно их разрубили на части, но не какими-то упавшими на них деталями корабля». Он говорил обо всем этом ровным и спокойным голосом, что напомнило мне агента Малдера из «Секретных материалов». «Эти повреждения не могли быть результатом взрыва, ведь для распространения огня нужен кислород».
Я смотрела на нашивку, которую мне дал Кларк. По ее периметру были вышиты имена семи астронавтов: Маккул, Рамон, Андерсон, Хазбэнд, Браун, Кларк, Чавла.
На 65-километровой высоте атмосфера слишком разрежена, чтобы там могла пройти взрывная волна, а вот возникновение ударной волны очень даже вероятно. Следственная группа, в основном путем исключений, пришла к выводу, что именно это и убило астронавтов. Кларк пояснил, что, если разрушение проходит на скорости, превышающей 5 Махов (то есть в пять раз выше скорости звука, что составляет около 5500 км/ч), в игру вступает пока слабоизученный феномен ударной волны под названием перекрестный удар. Он наступает, когда части разваливающегося при возвращении в атмосферу корабля начинают непредсказуемым образом двигаться со сверхзвуковой скоростью и создавать сеть ударных волн. Кларк сравнил их с волнами, возникающими в результате движения катера для водных лыж. В точках пересечения этих волн силы каждой из них удваиваются, приобретая дикую, сверхъестественную мощь.
«По сути, эти волны просто разорвали корабль на кусочки, – говорил Кларк, – но не целиком. Мы находили и абсолютно целые предметы». Он рассказал об исследователе, который осматривал обломки корабля в Техасе и нашел тонометр, прибор для измерения внутриглазного давления, и тот оказался исправным.
Ветер снаружи палатки усиливался, скрип ветряка становился просто невыносимым. Весь вечер был какой-то необычный. Мы сидели плечом к плечу, уставившись в ноутбук Кларка. Он говорил, а я слушала. И тут я неожиданно прервала его рассказ вопросом, далеко не единственным из тех, что мне все это время хотелось ему задать. Мне хотелось спросить, как он справлялся со всем этим, узнавая новые и новые детали смерти своей жены. Почему он вообще решил присоединиться к следственной группе? Но было бы нетактичным с моей стороны задавать подобные вопросы. Поэтому я решила для себя, что причины были теми же, что побудили его принять участие и в программе «Стратос»: ему просто хочется знать как можно больше о том, что может произойти с человеческим телом, когда транспортное средство, в котором оно движется, разваливается на части, находясь при этом на большой высоте; а полученные знания он хочет применить для создания технологий, которые помогут защитить эти самые человеческие тела, спасти жизни астронавтам и космическим туристам и сохранить их семьи.
Но все это очень сложная задача. Любая система аварийного покидания корабля рассчитана на определенную скорость и высоту. Катапультирующие кресла, к примеру, сработают лишь на первых 8-10 секундах после запуска корабля или самолета, то есть пока сила динамического давления – результат взаимодействия плотности воздуха и создающей скорость силы ветра – не достигнет смертельного для человека уровня. Система катапультирования должна быстро выбросить астронавта на достаточное от корабля расстояние, чтобы не допустить удара о какую-нибудь его выступающую часть или избежать опасности быть затянутым в огненный шар, возникающий в момент взрыва ракеты. Новейшие аварийные системы покидания космического корабля предусматривают использование длинной штанги, к которой астронавты могут прицепиться крюком, выбираясь наружу, чтобы выскользнуть, не ударившись о крыло шаттла. Вышедший на пенсию инженер и историк космонавтики Терри Сандей отмечает, однако, что это сработает только в том случае, если шаттл будет лететь спокойно и ровно. «А в таком случае крюки и вовсе не нужны», – заключает он.
И все же выжить в условиях колоссальной скорости и высокой температуры по-прежнему очень сложно. Российское космическое агентство провело недавно испытание прототипа системы спасение экипажа путем торможения надувным баллоном и парашютом (ее называют ballute – от balloon и parachute). Теплозащитный экран на передней поверхности устройства защищает терпящего бедствие астронавта и своей широкой поверхностью тормозит его до такой скорости, чтобы в действие могла вступить многоступенчатая парашютная система, позволяющая совершить безопасное приземление. Но никто не испытывал это приспособление в реальной ситуации – при прыжке прямо из космоса. Подобным же образом на парашютах можно опустить на землю и всю капсулу или какую-то ее часть. (Сегодня в качестве аварийной спасательной капсулы для МКС НАСА планирует использовать «Орион»). Но парашюты достаточно тяжелые, а значит, и их использование обойдется недешево для запуска ракеты, а в случае с космическими капсулами процесс отделения отсека с экипажем от остальной части корабля может сопровождаться серьезными техническими осложнениями. Кроме того, парашюту понадобится его собственная теплоизоляция, чтобы предотвратить плавление при входе в атмосферу, что опять же доставит некоторые трудности.
Ну а что насчет пассажиров самолетов? Можно ли в случае необходимости выпрыгнуть из истребителя с парашютом за плечами и остаться живым? Если не принимать в расчет вопросы перевеса и стоимости, почему авиалайнеры не снабжены переносными кислородными баллонами и сложенными под сидениями парашютами? Причин тому много. Пожалуй, настало самое время поговорить о воздушных потоках и гипоксии.
В середине шкалы Бофорта скорость ветра равняется 4050 км/ч. «При таком ветре сложно держать
