левый поворот в час пик, всякий знает.
Я испугался, что мы «ауди» упустим, поскольку за мостом у соглядатая было три варианта дальнейшего пути и возможность увеличить скорость и уйти от нас в обратном направлении, снова к Тучкову мосту, но, во-первых, он нас не вычислил, а во-вторых, ехать ему оставалось совсем недолго. Когда он свернул направо, я вдруг понял, что целью его является центральный яхт-клуб. Тут мы тоже сумели наконец переехать мостик и тоже свернули на Петровский проспект. Далеко ехать по нему не потребовалось. Соглядатай загонял машину на автостоянку яхт-клуба, и все с ним было ясно. За автостоянкой частоколом торчали спички яхтенных мачт, а за ними садилось в Маркизову Лужу вечернее солнце.
– Твоя половина на яхте ходит? – спросил мореман.
Я фыркнул:
– Да она лужи во дворе боится!
– Значит, застукать их тебе не удастся.
Я согласно кивнул:
– Да, номер не прошел… Ладно, разворачиваемся и назад.
Я попросил его высадить меня в конце проспекта, расплатился и выбрался из машины.
– Да наваляй ты ей по бокам! – крикнул мореман мне на прощанье. – И жарь почаще во всех позах! – Он укатил.
А я пошел к Петровскому парку, по аллеям которого мы, бывало, бегали тренировочные кроссы.
Мне было ясно, что соглядатай не кинулся в панике разыскивать, куда я исчез, а значит слежка за мной была вовсе не пожарной задачей, до утра он не ждал от меня никаких неожиданностей, и вообще, похоже, после окончания рабочего времени я не особенно его и интересовал.
Ну и хрен с ним!
Я дошел до парка и двинулся по аллее, вдыхая аромат приближающейся осени. На скамеечках сидели пенсионеры, подпирая тросточками морщинистые подбородки. Они провожали меня взглядами, завидуя моей молодости и энергии. Потом я прошел мимо парочки. Эти меня даже не заметили, увлеченные друг другом. Я остановился и оглянулся. Ноль внимания, фунт презрения!..
Я зашагал дальше, ощущая замирание в сердце, потому что несколькими мгновениями ранее, когда я смотрел на парочку, где-то в самой глубине моего мозга родилась неясная мысль, и я никак не мог ухватить ее за кончик.
Зазвучала в кармане битловская «О дорогая!».
Я вытащил мобильник. Звонила Марьяна.
– Да, лоханка!
– Привет, кусок!
– Привет!
– Готовь на завтра свободный вечерок в кабактерии. Кажется, мне будет чего тебе рассказать.
– А сегодня не можешь?
– Нет, начальник, я должна убедиться, что это не пурга. Короче, завтра я тебе еще позвоню.
В общем-то, такому агенту надо врезать по первое число. Чтобы не пускал волну раньше времени. Но другого у меня все равно нет, а эта, бог даст, научится…
– Хорошо, – смиренно сказал я. – Вечерок твой.
– Клевяк без банданы! – Марьяна отключилась.
А я вышел на набережную и поймал машину. Смутная мысль по-прежнему бродила в моем мозгу, и я по-прежнему не мог поймать ее, но мне уже было ясно, чем я займусь завтра.
Когда я заявился домой, Катя занималась стиркой. Видимо, на моей физиономии было многое написано, потому что она сказала:
– Похоже, время было не потеряно зря?
– Еще бы! – отозвался я. – Жрать хочу, как собака!
После ужина я завалился на диван и решил посмотреть ТВ. Передавали новости из Закавказья и с Марса, и обе эти географические точки были от меня равно далеки. Как облака от земляного червя…
31
Обычно меня будит Катя. Либо, если я занимался ночной слежкой и потому встаю после начала рабочего дня, – будильник известной фразой «Не спи, странник!» с добавлением цитаты из Ивана Ефремова.
Но этой ночью меня разбудил не Ефремов, а битлы – все той же композицией «О дорогая».
Я схватил телефон с тумбочки, слетел с кровати и выскочил в коридор, чтобы не разбудить Катю.
Звонили с мобильника, принадлежащего Константинову.
Я прикрыл дверь в спальню и отозвался:
– Слушаю вас, Антон!
– Извините, Макс, за ночной звонок, но дело не терпит отлагательства. Минуту назад мне сообщили из дорожной инспекции, что на седьмом километре шоссе «Сертолово – Агалатово» в автомобильной аварии разбился Георгий Карачаров.
– Как Карачаров? Вы хотели сказать – Громадин…
В трубке послышался легкий смешок.
– Нет, Макс. Я хотел сказать – Карачаров.
– Но почему Карачаров? – Я никак не мог собрать мысли в кучу.
– Вы наверное еще спите… Просыпайтесь! Я еду туда. Вы не желаете побывать на месте аварии?
Я тут же проснулся, а во мне проснулся Арчи Гудвин. Он весьма желал посмотреть на аварию. Места были ему знакомыми – именно там в прошлом году я тайно встречался с журналистом Сергеем Баклановым, убитым позже людьми Раскатова-Поливанова.
Скрипнула дверь. Из спальни высунулась заспанная Катя:
– Что случилось?
– Ничего особенного. Спи. Я должен удрать на пару-тройку часиков.
Она зевнула, прижалась ко мне теплой грудью:
– Хорошо. Будь, пожалуйста, осторожен.
– Буду, буду. Иди спать.
Катя скрылась в спальне.
А я быстренько оделся, сбегал в кабинет и достал из ящика стола «бекас». Пристроил кобуру под левую мышку, накинул на плечи куртку, спрятавшую оружие от посторонних глаз, спустился в гараж и вывел «забаву» наружу. Охранник у шлагбаума выглядел слегка раздраженным (была как-никак половина второго ночи), однако привычно отдал мне честь и пожелал счастливого пути весьма и весьма любезным тоном. Я достал сигареты и закурил. Соглядатая в свете фонарей поблизости не наблюдалось – он либо еще катался на яхте, либо спал в родимом доме. Впрочем, даже торчи он у меня на хвосте, это бы ничего не меняло.
Движение по улицам в ночном режиме отличается от дневного – приходится быть настороже при подъезде к перекресткам, ибо есть безголовые типы, для которых нет ничего заманчивее в жизни, чем прокатиться с ветерком, не обращая внимания на знаки и сигналы светофоров. Тем не менее, катил я быстро и доехал до места аварии за пятьдесят минут.
Место аварии найти было нетрудно – вдоль обочины там стояло несколько машин с горящими фарами. Я пристроился за последней, выключил зажигание и выбрался наружу. Зябко поежился: тут было попрохладней, чем в городе.
Мною тут же заинтересовался кто-то из представителей закона:
– Гражданин, здесь не надо останавливаться, не цирк.
Пришлось сослаться на Константинова. Его тут знали – мент сразу же от меня отстал.
– А где сам Антон Иванович?
Его тут знали даже по имени-отчеству – мент махнул в сторону освещенного фонарями пространства, окружавшего толстенную сосну. Ствол был изрядно ободран. Белая щепа в неверном свете напомнила мне расхристанные по траве мозги неведомого гиганта – весьма неожиданный образ.
Под сосной дымились обгорелые останки автомобиля. Я не сразу узнал марку. Но потом разобрался – «рено». Чуть в стороне на носилках покоился застегнутый на молнию пластиковый мешок для перевозки
