Взгляд его сказал мне, что теперь я сломал ему не только руку. И вряд ли он сунется к Марьяне еще раз.
– Договорились, сынок?
Он молча сплюнул.
– Вот и хорошо, – сказал я. – Ну, пока! А тебе лучше сразу в травмпункт, гипс накладывать.
Я вышел из-за баков и тут же наткнулся на Марьяну.
Нет, мадемуазель у нас была явно не робкого десятка. Она молча прижалась ко мне, и я вновь ощутил упругость ее ананасов и твердость сосков.
– Я все видела, – сказала она потом.
– Руку я ему все-таки сломал, – повинился я.
– Не парь бабку в красных кедах! Он сам на звон колоколов напросился.
Судя по лексике, она уже пришла в себя. Я взял ее под руку, и мы пошли прочь от мусорных баков.
Марьяну теперь было просто не остановить, и она трепалась не умолкая, и скоро я уже знал имена всех ее подружек, и кто с кем крутит, и у кого всерьез, а у кого потому что надо, и рядом со мной семенила обыкновенная недавняя школьница, которой явно было в кайф прижиматься к моему боку и заглядывать мне в глаза. Наверное, так на ней сказывалось возбуждение. Я тоже был возбужден дракой, и мне все время хотелось делать грудь колесом и распускать хвост, и я делал и распускал, и возбуждение дракой медленно перерастало в иное возбуждение, и я все больше превращался в павлина, а она поощряла меня, сказав, что знает, где самое безопасное место на земле, и когда я поинтересовался – где же, она сказала, что за моей спиной, и я совсем развесил уши и стал павлином окончательно. А судьба продолжала толкать нас друг к другу, и мы прикасались друг к другу и терлись друг о друга, и эти прикосновения вгоняли нас в дрожь, и мы то и дело принимались «гонять слюни», и вскоре выяснилось, что у Марьяны дома нет сегодня родителей, и наше нетерпение превратило нас в две натянутых струны, и я отправился ее провожать и был приглашен попить чаю, и даже чайник был включен, но струны были натянуты уже так сильно, что не оборвать их можно было только одним способом – содрать друг с друга одежду и, трясясь от нетерпения, вцепиться друг в друга и выгнуться навстречу друг другу, касаясь смычком и скрипкой, и мы свалились прямо здесь, на ковре у обеденного стола, и она уже нетерпеливо бодала меня пылающим лоном, то в колено, то в бедро, и я знал, что нет у меня иного пути, кроме как в пылающую бездну, потому что так все и было запланировано – причем не только ею, Марьяной, или судьбой, но и мною. Иначе зачем я купил по дороге в «Северную Венецию» пачку презервативов?
И я отпустил узду окончательно и, продолжая кормить френду ласками, полез в карман валявшихся рядом брюк – за резиновым другом.
39
Среди ночи, вернувшись от Марьяны, я улегся спать на диване в кабинете.
Было бы странно после случившегося завалиться под теплое крыло к половине, и я этой странности себе не позволил. Тем более что заботливому супругу совсем ни к чему будить свою благоверную Тем более что, даже приняв у Марьяны душ, я ощущал исходящий от меня несмываемый запах секса, и таксист, переправлявший меня с Долгого Озера на Голодай, то и дело выразительно поглядывал в мою сторону…
Ненасытная Марьяна выпила из меня все жизненные соки, и вроде бы я должен был спать без снов, но не тут-то было. Как ни странно, снилась мне снова Марьяна, и я опять валял ее по ковру, пока не сообразил вдруг, что у Марьяны черные Полинины волосы, и моя хотелка тут же умерла, и я начал предоставлять работодательнице отчет по делу «Б@З»…
Разбудила меня Катя.
Я тут же шмыгнул в душ и снова полировал фигуру – мылом и мочалкой, и гелем, и снова мылом и мочалкой, пока Катерина не постучала в дверь:
– Максимка? Ты там не заснул?
Я проворчал что-то типа «сейчас, просыпаюсь и выхожу» и свернул процесс морального и физического очищения. Впрочем, уже через пару минут я обнаружил, что все ограничилось лишь физическим очищением.
– Полезной оказалась встреча? – спросила Катя, когда я заявился на кухню.
Мне удалось сохранить невозмутимость.
– Да.
Хотя на душе завозили железом по стеклу…
А потом мы сели завтракать (разогретые в микроволновке замороженные блинчики с ежевикой – Фриц бы уничтожил меня презрением!), и Катя спросила:
– Не расскажешь?
– Нет, – сказал я.
– Почему?
Она смотрела мне прямо в глаза, но я выдержал взгляд. А потом заставил физиономию расплыться в открытой улыбке и сказал:
– Потому что по этому делу я постоянно встречаюсь с женщинами. И тебе об этих встречах не стоит знать.
Хорошо, черт возьми, когда можно обойтись без вранья!
Конечно, она купилась на возможность существования второго смысла. «Потому что дело стало опасным. И тебе не стоит об этом знать»…
– Будь, пожалуйста, осторожным, – произнесла она мягко заветную фразу.
А я и отвечать не стал – просто кивнул.
Собравшись, мы спустились в гараж, сели в машину.
– Жаль, у нас нет бортового компьютера, – сказал я.
– Нетерпение – мать ошибок, – заметила Катя. – Почему бы тебе не позвонить Полю? Он все доложит.
– Нетерпение матерью быть не может, матерью может быть только нетерпеливость. – Я усмехнулся и взялся за сигареты. – Ты не поняла, малышка… Поль доложит, что сообщение из Тамбова еще не пришло. Но я вовсе не об этом… Бортовой компьютер – это другой стиль работы, напрямую, а не через чужие глаза, пусть и оптоэлектрические… или как их там?.. Когда надо звонить, это похоже на работу детективов прошлого века. Эмоционально все идет по-другому, а значит, и мысли рождаются совершенно другие, и, вполне возможно, что нужных для дела мыслей не рождается и вовсе.
Мы закурили.
– Наверное, ты прав, – сказала Катя. – Вот справимся с этим делом, сможем и бортовой компьютер поставить. Они в последнее время подешевели, я уже интересовалась.
Я включил зажигание, мы поползли наверх, охранник на выезде привычно глянул в пропуск и отдал мне честь. Через пару мгновений «забава» оказалась на поверхности, и я привычно проверился. «Ауди», разумеется, поблизости не наблюдалось, но, едва я вывернул в проезд между домами, позади тронулся серый «фольксваген», которого я никогда здесь не видел. Это еще ни о чем не говорило, однако, когда я выкатил в боковой ручей, потом на улицу, потом докатил до разрыва в разделительной полосе и развернулся, «фолькс» с готовностью повторил мои маневры.
Это мне не понравилось.
Доехав до перекрестка Наличной, я изменил маршрут. То есть, попросту повернул направо, собираясь миновать станцию метро «Приморская», там, перед мостом через Смоленку, свернуть налево и проехать вдоль «Великой китайской стены», длиннущего дома, протянувшегося от метро почти на весь квартал.
Слава богу, «фолькс» за мной не последовал – покатил прямо, – но когда мы подъехали к Вавилонской башне, он стоял на другой стороне улицы, вытаращив на окружающее слепые глаза тонированных стекол.
Можно было, конечно, подойти, постучать по капоту и, когда стекло опустится, попросить прикурить, но это бы означало, что слежку я обнаружил, и скорее всего он бы потом попросту уехал, а взамен объявился кто-нибудь другой, помудрее и поосторожнее, которого я мог бы и не обнаружить. А как известно, предупрежден – значит, вооружен. На сем и остановимся. А то что мы не поехали на работу коротким путем… Да просто завернули к метро купить газету и познакомиться с мнением спортивного обозревателя
