народа к властям за счет России. Когда большевики ознакомились с германскими требованиями, они пришли в замешательство. Троцкий и другие советские руководители были уверены, что невозможно сохранить власть в России, приняв такие требования.
Сильная фракция в большевистской партии всерьез рассматривала возможность вновь попытаться достигнуть взаимопонимания с союзниками и возобновить войну с противником. Однако русская армия была слишком деморализована, чтобы оказать какое-либо сопротивление. В качестве единственно возможной альтернативы принятию немецких требований большевистская делегация прибегла к тактике затягивания переговоров. Советские делегаты попытались использовать стол переговоров в качестве трибуны пропаганды своих взглядов и непосредственного обращения к германскому народу, минуя его правительство. Сначала немецкие генералы и дипломаты выслушивали коммунистические обличения со снисходительным изумлением, но вскоре до них дошло, что они участвуют в опасной игре. Переговоры были прерваны, а советским делегатам вручили ультиматум с требованием либо принять условия германской стороны, либо считаться с последствиями отказа.
Германская армия находилась на подступах к Петрограду, и большевистские лидеры впали в истерию. Троцкий выступал за проведение политики ни мира, ни войны, другие колебались между войной и капитуляцией. Один Ленин сохранял трезвость мышления. Он понимал, что в условиях немецкого наступления большевистской власти неминуемо придет конец. Мир любой ценой давал единственный шанс продолжить коммунистический эксперимент. Ленинская воля и аргументы возобладали, советское правительство подписало в Брест-Литовске мирное соглашение.
По сравнению с условиями, которые Германия навязала России, Версальский договор представляет собой пример государственной дальновидности. Подпись под соглашением лишила Россию территории площадью в 300 тысяч квадратных миль и населением более чем в 50 миллионов человек. Кроме колоссальных потерь ресурсов, соглашение предусматривало выплату запредельной суммы репараций. Тяжелейший удар по советскому правительству нанесло признание независимости Украины – неотъемлемой территории Русского государства, – где была создана антисоветская власть, опиравшаяся на германские штыки. Но мир, каким бы тяжким он ни был, дал большевикам совершенно необходимую передышку для обращения к внутренним проблемам.
Немедленно последовали один за другим правительственные декреты, направленные на революционное переустройство общества: приняли советскую конституцию, национализировали землю, конфисковали банковские депозиты, отказались от государственных долговых обязательств. Однако рядовые граждане обращали мало внимания на новые законы, поскольку большевистские лидеры не располагали необходимым механизмом для реализации своей воли. Кроме того, Советам потребовалась мобилизация всех сил для решения трех главнейших проблем.
По всей России возникали очаги антибольшевистской власти, тучи военного противостояния вновь заволокли горизонт. Остатки старой армии под командованием офицеров, получивших военное образование при прежнем режиме, были бесполезны для советских руководителей. В условиях надвигавшихся со всех сторон угроз вторжения и ведения гражданской войны на нескольких фронтах большевики взялись за решение важнейшей задачи по демобилизации старой армии и одновременной замене ее Красной армией. В соответствии с новым уставом все звания были упразднены, офицеров нанимали в качестве специалистов без дисциплинарной власти. Реальная ответственность за состояние армии возлагалась на политических комиссаров, чья преданность Советам не вызывала сомнений.
Когда демобилизованные солдаты возвращались в родные города и села, им снова приходилось брать в руки оружие. Всех призывников мобилизовали на действительную военную службу, пока в течение 12 месяцев все население в возрасте от 18 до 50 лет не было поставлено под ружье. Офицерам приказали под угрозой расстрела регистрироваться в местных Советах, и постепенно их тоже рекрутировали на службу в Красную армию. Однако существовали веские основания ставить под сомнение их преданность коммунистическому делу, и часто членов семей офицеров брали в заложники, чтобы расстрелять в случае проявления нелояльности к новой власти.
Красная армия нуждалась во всем: обмундировании, военной технике, продовольствии и боеприпасах. В ней отсутствовали единство воли и боевой дух: солдаты не хотели служить, офицеры искали любую возможность переметнуться на сторону белых, к которым питали политические симпатии. Исключение составляли формирования коммунистических добровольцев, которые использовались как ударные подразделения.
Не менее жгучей проблемой, чем формирование Красной армии, была проблема обеспечения городов продовольствием. Никто не рассчитывал больше на нормальный продовольственный паек. Вопрос состоял в том, чтобы найти хоть какое-нибудь пропитание для выживания. Гражданская война отрезала большинство районов, производящих зерно, от центральных областей с большим населением, транспортный кризис делал невозможной доставку даже наличных продовольственных запасов. Временами жители Петрограда не могли отоварить свои продовольственные карточки по нескольку дней.
Крестьяне соседних областей отказывались расставаться с минимальными излишками продовольствия. Деньги потеряли цену, а с остановкой промышленного производства горожане ничего не могли предложить взамен на продовольствие. Советские власти пытались справиться с ситуацией посредством принуждения крестьян к обязательным поставкам излишков продуктов по фиксированным ценам, но деревня не проявляла готовности подчиниться.
Когда кризис в городах обострился до предела, большевики прибегли к силе. Были организованы специальные отряды из солдат и заводских рабочих, известные как продотряды. Они периодически совершали рейды в деревни, увозя оттуда все продовольствие, которое удавалось обнаружить. Крестьяне либо оказывали сопротивление, либо подчинялись – в зависимости от наличия собственных возможностей и от внезапности рейдов. Фактически город и деревня оказались в состоянии неофициальной войны.
Советские власти встали перед необходимостью создания учреждений, предназначенных для подавления каких бы то ни было проявлений недовольства и открытых мятежей, обуздания строптивых крестьян и спекулянтов, которые усугубляли продовольственный кризис, а также распоясавшихся в городах уголовников. Времени для формирования профессиональной полиции не было. Вместо этого каждый местный Совет организовывал группы лиц, официально называемых «Чрезвычайными комиссиями по борьбе с контрреволюцией и саботажем», но более известными под аббревиатурой Чека.
Ни одно советское учреждение, за исключением исполкома компартии, не располагало большей властью или внушало больший страх, чем Чека. Людей арестовывали просто по подозрению и без всяких формальностей. Попав в чекистскую тюрьму, человек терял всякое представление о том, как сложится в дальнейшем его судьба. Революционные суды не функционировали, приговоры заключенным выносили чекисты. Подозреваемых либо признавали виновными и расстреливали, либо освобождали так же внезапно, как и арестовывали. У обвиняемых практически отсутствовали возможности для самозащиты, время и средства для апелляции.
Очень немногие среди сотрудников Чека сознательно использовали свои способности в интересах коммунистического дела. Для большинства же из них абсолютная власть над жизнями и имуществом своих сограждан оказалась слишком большим искушением. Некоторые использовали свое положение для сведения личных счетов или обогащения. Другие быстро черствели и могли
Каждая местная организация Чека работала независимо от других родственных организаций и центрального правительства. Как правило, судьба заключенного целиком зависела от тех сотрудников Чека, у которых он содержался под арестом. Никаких процессуальных норм в этом отношении не существовало.
В борьбе с бандитизмом Чека стояла на прочной основе. Уголовных преступников обычно арестовывали в обстоятельствах, исключающих сомнения в их виновности. Однако обвинения в спекуляции или контрреволюции не имели четких обоснований, и их толковали на свой лад местные организации Чека. В целом страна разделяла точку зрения большевиков на то, что деятельность лица, приберегающего продовольствие и перепродающего его по завышенным ценам, образует состав преступления, именуемого
