когда в ногах почуешь полосы. Стоп. Михаилы начали расти качаясь при вдыхании премудрости. Потом счисляются минуты они неважны и негромки. Уже прохладны и разуты как в пробужденьи видны ноги. Тут мысли внешние съедая — приехала застава — Сказала бабушка седая характера простова. Толкнув нечайно Михаила я проговорил: ты пьешь боржом, все можно написать зеленым карандашом. Вот так Тамара дала священный альдюмениум зеленого комара. Стоп. Разошлось по конусу летало ветром по носу, весь человеческий остов одно смыкание пластов рыба плуст торчит из мертвых уст человек растет как куст вместо носа трепещет осса в углу сидит свеча Матильды голышом — все можно написать зеленым карандашом. Понедельник 6-ое августа 1928 года.
С.-Петербург.
посвящаю Эрике
В лесу меж сосен ехал всадник, Храня улыбку вдоль щеки. Тряслась нога, звенели складки, Волос кружились червяки. Конь прыгнул, поднимая тело Над быстрой скважиной в лесу. Сквозь хладный воздух брань летела Седок шептал: «Тебя, голубчик, я снесу. Хватит мне. Ах, эти муки, Да этот щит, да эти руки, Да этот панцирь пудов на пять, Да этот меч одервенелый Прощай, приятель полковой, Грызи траву. Мелькни венерой Над этой круглой головой.» А конь ругался: «Ну и ветер! Меня подъемлет к облакам. Всех уложил проклятый ветер Прочь на съедение к волкам. С тебя шкуру снять долой Сжечь, притворив засовом печку И штукой спрятать под полой Снести и кинуть в речку. Потом ищи свою подругу, Рыб встречных тормоши, Плыви, любезный мой, в Калугу, В Калуге девки хороши.» Пел конь, раздув мехи Седок молчал в платочек Конь устремил глаза в верхи Седок собрался в маленький комочек. «Вот жизнь, — ворчал седок — Сам над собой не властен — Путь долог и высок, Не видать харчевни где б остановиться, Живешь, как дерева кусок, Иные могут подивиться. Что я: сознательный предмет, Живой наездник или нет?» Конь, повернув к нему лицо: «Твоя конусообразная голова, Твой затылок, твое лицо, Твои разумные слова. Но ухо конское не терпит лжи Ты лучше песнь придержи». «Как, — закричал седок летучий, — Ты мне препятствуешь? Тварь! Смотри я сброшу тебя с тучи, Хребет сломаю о фонарь.» Но тут пронесся дикой птицей Орел двукрылый, как воробей. И всадник хитрою лисицей Себя подбадривал: «Ну, дядя, не робей!» А конь смеялся: «Вот так фунт! Скажи на милость, вот так фунт.» «Молчи, — сказал седок прелестный, —
